Орел или решка

Не дай вам Бог жить в эпоху перемен

Китайская мудрость

Миша уверенно шел по заснеженному лесу. Широкие, самодельные охотничьи лыжи не давали проваливаться в сугробы. Маленькая, бойкая собачонка бежала вслед за ним по лыжне и пока молчала. Но вот она подняла уши, насторожилась, а затем с лаем бросилась к одной из елок. вглядываясь в ветви. Да, вот и она! Любопытные глазки уставились на собачку. Миша прицелился и выстрелил. Вдали отозвалось громкое эхо. Белка упала в снег. Михаил поднял ее и внимательно осмотрел. Шкурка не испорчена. Рыжий мех отливает темно-коричневым цветом, пушистый хвостик безвольно повис, а на окровавленную мордочку больно смотреть. В Мишиных глазах промелькнула жалость, губы непроизвольно сжались. Знал бы кто, как жаль ему убивать белок. Но что же делать, в Кунгуре на рынке за них дают хорошую цену. Он сунул белку в холщевый мешок и пошел дальше. Солнце начало склоняться к горизонту. Хвойный лес, укутанный снежным покрывалом, дремлет сквозь полузакрытые веки. Снег искрится холодным блеском, поскрипывая под ногами. Миша окинул взглядом очередную поляну. Как здесь красиво! Мороз-воевода постарался на славу. Вековые ели надели нарядные дорогие шубы, маленькие елочки заневестились под белоснежной

фатой, каждая веточка, каждый кустик украшены снежной мишурой. Ничто не нарушает торжественной тишины. Синие глаза Миши остановились на собачке: она начала поджимать лапки.

– Озябла, Крошка?

Миша наклонился и погладил собаку, прижавшуюся к его ноге, затем достал из котомки кусок хлеба. Часть отломил собачке, другую принялся жевать сам.

– Нать – то 1 пора домой, стемнеет скоро.

Крошка, вильнула хвостом, благодарно взглянув на хозяина. Михаил быстрым ходом направился в сторону деревни.

Деревня Подберезово появилась совершенно внезапно, еловый лес окружил ее плотным кольцом, дома прятались за деревьями, сугробами, амбарами. Миша вышел на санную дорогу, снял лыжи и очистил их от снега. Одна варежка прохудилась, снег тут же пробрался в дырку и коварно ущипнул за палец. Около своего дома Миша заметил младшего братишку Ефимку, одетого, как и он сам, в овчинный полушубок, валенки – само катки и в шапку ушанку из собачьего меха. Ефимка тоже увидел брата и неуклюже побежал ему на встречу:

– Миша, как поохотился?

– Есть две белки.

– Покажи!

Ефимка ухватился за холщовый мешок.

– В избе покажу.

Мише не хотелось, чтоб он видел окровавленные мордочки белок.

– А ты мне заячьи гостинцы принес?

– На – ко вот!

Михаил достал из кармана остаток хлеба и отдал брату

– А это правда, от зайчика?

– Ага, даве 2 выслал, ешь.

Ефимка радостно подпрыгнул и побежал в избу, Михаил поставил лыжи в ограде и тоже вошел в дом.

Ефим уже хвастался заячьими гостинцами перед Сашей:

– А мне зайчик гостинцы послал!

– Ну, ешь, раз послал.

Саша снисходительно улыбался, он уже вышел из того возраста, когда верят всяким сказкам. Из-за занавески вышла красивая белокурая девушка с глазами необычного зеленого цвета. Почти ровесница Миши. Миша подал ей свои варежки:

– Тая, порвались, опочинишь?

– Давай, – Тая повертела варежки в руках и, улыбнувшись, взглянула на брата,– тут дел-то всего на пять минут.

– А где отец?

– В конюшне стряпают 3 , у нас корова Марта отелилась. Я пойло 4 делаю.

Миша разделся и забрался на печку:

– Ефимка, Санко, полезайте сюда, расскажу, какую я вечор книжку читал!

Братья наперегонки бросились к нему. Скоро в избу, о чем-то переговариваясь, вошли отец с матерью.

– Миша, ты дома?– окликнула Михаила мать.

– Да, маменька.

– Устал, небось 5 ?

– Есть немного, хоть вроде и не убродно 6 .

– Намедни вон, какой мороз был, снег-от и присел.

– Гликерия, подавай на стол, ужинать будем, – взглянув на жену, поторопил глава семейства Сергей Николаевич.

– У нас появился бычок, – объявил детям,– лето продержим, а там, даст Бог, заколем на мясо.

Гликерия, не старая еще женщина, поправила густые русые волосы под домотканым платком, надела другой запон 7 и направилась в закуток за печью, где находилась кухня. Убрала заслонку, сноровисто передвинула ухватом 8 в печи глиняные горшки, чугунки, и скоро по дому разнесся запах штей 9 и топленого молока. Все быстро уселись за стол. Отец неспешно вымыл руки, тщательно вытер их об рукотерник, зажег керосиновую лампу и сел во главе стола. Затем взял нож, отрезал от каравая несколько ломтей хлеба и аккуратно уложил каравай обратно на стол горбушкой вверх. Все молча, выжидали. Гликерия смотрела на мужа: немолод, угрюм; темные волосы тщательно зачесаны назад; синие глаза с неудовольствием разглядывают содержимое чашки. Он значительно старше ее, разница в возрасте всегда немного угнетала, но такова была родительская воля. Сергей, наконец, взял деревянную ложку и его примеру последовали дети: Михаил, Таисия, Саша и маленький Ефим. Гликерия взяла ложку после всех и первая, затем ее положила, пусть дети наедятся. Она, молча их разглядывала: «Мише ноне исполнится двадцать один год, не дай Бог случится что, возьмут в армию. Рослый да плечистый вырос; давно уж робит на равных с отцом, нать-то будет хорошим хозяином, когда женится. Весь в тятеньку моего, любит читать книги зимой в свободное время. Тае семнадцать лет, девка на выданье. Приданое небогатое, но парни на нее заглядываются. Когда-то я была такой же баской, Тая похожа на меня, вот только еще не знамо 10 ей, что красота деревенских баб увядает быстро. Справить

бы ей обновку к весне. Сашеньке двенадцать лет, следующей зимой надо снова отдать его в церковно-приходскую школу. Ближайшая школа в Шляпниках, хлопотно возить, однако как без грамоты? Да и школьные годы самые лучшие в жизни! Спасибо тятеньке, что я тоже училась два года. Младшенькому Ефимке всего пять лет. Маковка, 11 так бы и полюбала…».

– Сергей, – Гликерия взглянула на мужа, – отдадим на будущий год Сану в школу?

– Отдадим, – однозначно ответил тот, не поворачивая головы.

Гликерия привыкла к его немногословности, редко вмешивается в семейные дела, все решает муж; ее удел беспрекословно подчиняться. Оправдывала про себя Сергея: характер его скверный во многом из-за того, что он с трудом выбивался в люди. Род Феденевых беден, в наследство ему почти ничего не досталось, лес и тот молодой, непригоден для строительства. Сергей и женился поэтому, почти в тридцать лет. Долго жили с его родителями, а потом муж пошел на поденную работу в деревню за двадцать верст от дома, зато там рассчитывались бревнами. День работы, одно бревно. Почти год Сергей вставал чуть свет, ехал на работу, возвращался оттуда затемно, волоча за своей телегой очередное бревно. Вот так и навозил лесу. Дом построили в 1905 году, когда родился их третий ребенок – сын Саша. Как они радовались, наконец-то свой дом! Ничего, что получился он небольшим, всего на три окошка, зато высоким. Голбец 12 сделали глубокий, чтоб припасы хранить, зима – то долгая. Построили просторную ограду, конюшни, амбары, огородили большой участок земли под картошку да капусту. И место удобное, недалеко от Кривого озера, по соседству с Игнатием Глебовым. Игнат мужик добрый, где делом поможет, когда зерна даст взаймы. Мария Игнатиха, 13 жена его, тоже баба простая. Дом-от у Глебовых, конечно, больше, просторный пятистенок. У них с Сергеем всего-то лошадь да корова, несколько поросят, овец; пашни восемь десятин, а Игнат купил недавно сепаратор, чтоб молоко перерабатывать от своих коров. Какой только техники не придумают! Они даже мануфактуру 14 покупают на ярмарках, вон у Марии какие наряды есть. И у Татьяны Мишихи 15 наряды баские 16 . Из домотканого холста так не сшить. Все оне крестьяне, а как по-разному живут. Ну, да, слава Богу, есть, что на стол подать. Главное, чтоб хлеб уродился, да все были живы – здоровы. Гликерия снова поправила волосы, не заметив, что ложки уже боткают 17 по пустой чашке.

– Гликерия, неси чай, – нетерпеливо окликнул муж.

–Сейчас, – Гликерия быстро принесла самовар, в который заранее налила воды и заполнила горячими углями. Тая тоже соскочила, принесла с полицы 18 на кухне глиняные кружки с зеленым отливом и бережно поставила на стол. Мать подала к чаю пышную творожную шаньгу.

Игнатий Кузьмич Глебов, степенный мужик лет тридцати восьми, стоял в амбаре, еще раз подсчитывая собранный урожай. Его светлые, как солома, волосы разделились на прямой пробор, подчеркивая прямой нос, и упрямый подбородок. Серые глаза наметанным взглядом охватывали полные сусеки зерна. Мысленно производимые подсчеты показывали, что хлеба хватит до будущего урожая и еще останется на продажу. Губы растянулись в довольной улыбке. Тщательно закрыв амбар, он направился в конюшню. Везде чистота и порядок, скотина управлена 19 : коровы размеренно жуют сено, свиньи развалились на соломе, довольно похрюкивая; овцы сбились в кучу, мерно покачиваясь, куры уже сидят на насесте. Игнатий направился в дом. Мария, полная симпатичная женщина, чистила горшки в кухне, доченька Фиса спала на печи, ее нянчила бабушка, не забывая между делом вязать носки.

– Мария, а где Гриша?

– Бегает где-то с робятами.

Заскрипели входные ворота.

– А, вот и Гришенька пришел! – Мария загремела ухватами, приближалось время ужина. Гриша вошел в дом, снял заснеженную лопотину 20 , столбом поставил ее у порога и шмыгнул на печь. Бабушка подвинулась, ласково помогая внуку устроиться удобнее.

– С катушки, что ли катался? – улыбнулся Игнат сыну.

– Ага, – ответил тот, – отыскивая замерзшими руками самое теплое место на печке.