Орел нападает. Орел и Волки
Шрифт:
– Хорошо, – сказал командующий. – Введи их в курс дела.
– Слушаюсь, командир.
Веспасиан торопливо собрался с мыслями.
События оборачивались не так, как хотелось. Теперь Второму легиону, вместо того чтобы неторопливо и вдумчиво поддерживать основную кампанию, маневрируя где-то севернее верховий Тамесиса, предстояло скоропалительно вторгнуться в самое сердце земель дуротригов. Мысли Веспасиана были отравлены горечью понимания, какими опасностями и бедами чревата столь опрометчивая затея для него лично и для всех его людей, особенно вот для этих двоих, которых он прямо сейчас намеревался послать практически
– Центурион, ты помнишь, как несколько дней назад погиб морской префект Валерий Максентий?
– Так точно, командир.
– Тогда ты, наверное, помнишь и требования, которые были выдвинуты жрецами перед его казнью.
– Так точно, командир, – повторил Макрон, и Катон тоже кивнул, живо представив себе ту страшную сцену.
– Так вот, заложники, о которых он говорил и которых предложено обменять на друидов, захваченных нами в Камулодунуме, – это жена и дети командующего Плавта.
И Катон, и Макрон в изумлении невольно уставились на генерала. Тот сидел неподвижно, сгорбившись, будто ничего не слыша и не видя. Юноша ощутил укол жалости, что было, наверное, неуместным по отношению к столь прославленному закаленному полководцу. Неожиданно Плавт встрепенулся и поймал его взгляд. Словно бы осознав, что своим подавленным видом он роняет себя в глазах нижних чинов, генерал выпрямился, расправил плечи и, вернув своему облику каменную надменность, сосредоточился на словах легата.
– Генерал Плавт уполномочил меня направить во владения дуротригов маленький отряд для поисков и освобождения его близких. Это жена генерала Помпония, дочь Юлия и сын Аэлий. Командующий верит в вас, он помнит, какую находчивость вы проявили, возвратив армии казну Цезаря, и я полностью разделяю его мнение. Лучше вас для выполнения этой задачи не найти никого.
Веспасиан выдержал паузу, чтобы смысл сказанного дошел до обоих легионеров.
– Центурион, я знаю, чего ты стоишь, да и твой оптион тебе под стать. Не скрою, это дело гораздо опаснее любого другого, что вам приходилось до сих пор выполнять. Я не приказываю вам за него браться. Есть вещи, где не срабатывают никакие приказы, однако во всем легионе, на мой взгляд, нет другой пары смекалистых и расторопных парней, способных справиться с таким сложным заданием. А решение остается за вами. Добавлю одно. Если вы добьетесь успеха, вас ждет весьма щедрое вознаграждение. Не так ли, генерал?
Плавт кивнул.
– Если это вознаграждение будет таким же, как в том случае, когда мы выудили из болота сундук с армейской казной… – нахмурился Макрон.
– Сколько ты хочешь послать людей, генерал? – торопливо перебил Макрона Катон. – Только нас двоих? Или?
– Или. С вами отправятся еще двое бриттов, хорошо знающих те места. Они будут вашими проводниками.
– Ясно.
– Туземка, входящая в состав этой пары, – процедил Плавт, очевидно решив, что ему пора дать какие-то пояснения, – вроде бы понимает местные диалекты. Ей отводится роль переводчицы. Что до мужчины, то он в свое время прошел в тех краях обучение и даже готовился вступить в сообщество жрецов Темной Луны.
– То есть в ту самую банду подонков, с которой нам приходится иметь дело, – уточнил Макрон. – И почему же, генерал, ты решил, что ему можно доверять?
– Я не знаю, можно ему доверять или нет. Просто он единственный из тех, кто бывал там. Кстати, согласие сотрудничать с нами тоже ставит его под удар. Случись что, пособников Рима не пощадят.
– Если только они не заведут нас в ловушку, генерал. Чтобы у друидов оказалось на двух заложников больше.
– Не обольщайся, центурион, – мрачной усмешкой ответил на реплику Плавт. – Раз уж они сочли возможным убить морского префекта лишь для того, чтобы показать, что не склонны шутить, то вряд ли жизни двух нижних чинов в их глазах чего-то стоят. Так что советую не заблуждаться. Если вас угораздит попасть в руки бриттов, лучшее, на что вам можно будет рассчитывать, – это быстрая смерть.
– Может, и так, генерал. Однако я вовсе не уверен, что мы с пареньком шибко рвемся туда, где можно попасть в чьи-то руки. По мне, так вся эта затея – безумие чистой воды.
Судорожно стиснув ладонями подлокотники кресла, Плавт промолчал, но Катон заметил, как на щеках его вздулись огромные желваки. Лишь когда первый всплеск ярости схлынул, военачальник с большим напряжением произнес:
– Боюсь, для меня, центурион, все не столь просто. Друиды держат в узилище мою семью. У тебя есть семья?
– Никак нет, генерал. Семья мешает службе.
– Так-так. Тогда, боюсь, ты плохо представляешь себе глубину моего горя. Подумай, в каком положении я нахожусь, раз вынужден обращаться к тебе как проситель.
Макрон, плотно сжав губы, сдержал словцо, едва не слетевшее у него с языка, и усилием воли вернул себе прежнее самообладание.
– Могу я говорить свободно, генерал?
Глаза Плавта сузились.
– Это зависит от того, что ты намерен сказать.
– Понятно, генерал.
Макрон вызывающе вздернул подбородок и застыл в молчании.
– Хорошо, центурион. Говори.
– Благодарю, генерал. Хотя, как я понимаю, в твоем «хорошо» хорошего для меня мало.
В усталом голосе закаленного воина звучало плохо скрываемое раздражение.
– Тебя, генерал, сильно прижало. Сам ты ничего поделать не можешь и потому для очистки совести хочешь, чтобы кто-то подставил за тебя шею. К примеру, я и мой оптион. Подумаешь, пара плебеев сложит головы, невелика беда. Тем более что они непременно их сложат. Какого успеха можно достигнуть, скитаясь по вражеским землям в компании хитроумной туземки и какого-то непонятного мошенника-колдуна? Ты посылаешь нас на верную смерть и сам это знаешь, но пытаешься оправдаться перед собой, чтобы потом заявлять всем и всюду: я, мол, хотел все уладить по-доброму, но бедолагам не повезло. Между тем и меня, и вот этого паренька изрубят в куски, а то и сожгут заживо. Что ж, на войне бывает и не такое. Только поможет ли это кому-нибудь?
Эта совсем не типичная для обычно сдержанного Макрона вызывающая тирада ужаснула Катона, согнала кровь со щек опешившего легата и зажгла в глазах командующего мрачный огонь. Срочно требовалось чье-то вмешательство, и Катон выпалил:
– Пойду только я!
Трое римлян, мгновенно забыв о достигшей высшей точки ожесточенности перепалке, которая определенно не могла закончиться для одного из них ничем хорошим, удивленно воззрились на оптиона. Катон быстро облизал губы и кивнул, подтверждая свои слова.