Орёл расправил крылья

Лугинин Виктор

Так и есть: в гестапо ловят в силки, но о смерти здесь думают в последнюю очередь. Первая заповедь любого допроса: обвиняемый должен продержаться в сознании как можно дольше. Каждая минута мучений и издевательств приводит к новым сведениям, информации, за которую можно получить повышение.

Антон Звягин налил воды в стакан и несколько мгновений глотал жидкость, жадно, чувствуя, что сушняк не спадает. Слишком всё это тяжело, но работать надо.

– Фрау Риц, - произнёс лейтенант Зингер. – Вы доставлены в отделение полиции по обвинению в распространении коммунистических

листовок. Кроме того, за вами числится саботаж на фабрике мебели, где призывали к забастовке рабочих…

Девушка неожиданно рассмеялась. Звягин вздрогнул: смех получался настолько живым и звонким, в нём царило настоящее веселье, словно они торчали не на допросе, а сидели на полянке, рассказывая анекдоты и наслаждаясь пикником.

— Вот же стерва, - фыркнул Зингер и ударил девушку по лицу тыльной стороной ладони. – Ну как теперь? Радости поубавилось?

Фрау Риц сплюнула кровью. Волосы откинулись назад. Антон рассмотрел её более пристально и едва не вскрикнул. Пурпурные кровоподтёки чуть ли не на каждом сантиметре кожи, на щеках царапины, видны фингалы. Новая струйка крови вытекала из нижней губы. А ведь девка та ещё красавица. Голубые глаза, симпатичные черты лица, но во взгляде читалась несгибаемая решимость.

Что и не удивительно, некоторые так просто не ломаются.

– Ты у нас новенький, - сказал Зингер, поворачиваясь к Антону. – Так что приступай к действию. Сможешь расколоть её за пять минут и с меня пиво.

Звягин судорожно кивнул. Лицо лейтенанта казалось непроницаемым: холодные глаза, на губах нет и подобия улыбки. Нельзя отступать, иначе его посчитают слабаком, недостойным работы в гестапо.

– Сдай подельников! Хочешь, чтобы это прекратилось?

Слова вырывались изо рта Антона с трудом, но голос оставался твёрдым и сухим, будто наждачная бумага. Он подошёл к девушке, чувствуя запах её пота, смешанный с кровью и страхом.

– Пошёл ты! – ответила девушка, продолжая смеяться. – Я не какая-нибудь шавка, что за кусок кости готова лизать ботинки. Ничего я не знаю, меня взяли по ошибке! Отпустите домой!

– Ты у меня будешь лизать кое-что другое, тварь!

Зингер проскочил мимо Антона и ударил девушку в живот кулаком. Та поперхнулась, закашлялась, по лицу заструились слёзы.

– Не нужно! – крикнул Звягин. – Я веду допрос! Не вмешивайтесь, лейтенант!

Зингер демонстративно поклонился, в этот раз ухмыльнулся. Чем-то он напоминал Антону хорька: мордочка вытянутая и хитрая. Серая форма нациста шла ему как никому другому.

– Мы здесь не для того, чтобы вас пытать, фрау, - сказал Звягин. – Нам требуется только правда, которая спасёт вас от концентрационного лагеря. Сдайте коммунистов с фабрики, и получите свежую одежду, еду и медицинский уход.

Девушка сплюнула на ботинки Антона.

– Отойди! – Зингер грубо оттолкнул парня. – Учись!

– Но…

Антон превратился в робкого ребёнка, у которого внезапно отобрали любимую игрушку.

Тем временем Зингер проверил узлы на руках и ногах девушки.

– Я знаю, чего ты хочешь получить, коммунистка, -сказал лейтенант. –

Давно мужика не было, не так ли?

Девушка встрепенулась. Глаза наполнились новым потоком слёз, и она завизжала, осознавая, что сейчас произойдёт.

Зингер действовал быстро: снял с девушки штаны, и та оказалась в одних белых трусиках. Не обращая внимания на крики фрау Риц, схватился за нижнее бельё…

– Я всё скажу! Пожалуйста! Боже…

– Скороговоркой будешь читать памфлеты о своих подельниках!

Антон не стал долго думать, мышцы заработали сами. Схватился рукой за шею лейтенанта, фуражка слетела с головы. Зингер захрипел, пытаясь ослабить хватку, но Звягин сдавливал намертво.

– Так нельзя! – прошипел он. – Слышишь, подонок?

– Идиот! – с трудом проговорил Зингер.

Дверь в комнату с треском отворилась. Красногвардейцы вошли внутрь, а вслед за ними и полковник Ноздрёв. Звягин тут же отпустил Зингера, вспомнив, где находится.

– Лейтенант Куницкий, ты как? – спросил Ноздрёв.

Поддельный гестаповец кашлял, потирая покрасневшую шею.

– Твою налево, Звягин! – буркнул полковник. – Что ты тут устроил?

– Товарищ…

– Заткнись!

Ноздрёв знаком приказал солдатам развязать девушку. Та закончила притворяться немецкой коммунисткой и с жалостью смотрела на Антона. Действительно, парень достоин сострадания. Так опростоволоситься!

– Ты провалил миссию, - сказал Ноздрёв. – На первом же допросе у гестапо напал на своего начальника! И это идеальная работа шпиона? Я считал тебя лучшим в отряде, а теперь…

Полковник сжал кулаки. Ноздрёву давно за сорок, он носил длинные усы, подражая Будённому, имел выдающиеся скулы и мохнатые брови. Красные петлицы со звёздами буквально сверкали, как и глаза, в которых горел недобрый огонь.

– Этого больше не повторится! – закричал Звягин. – Дайте мне шанс на пересдачу!

– В реальности не будет новой попытки, - ответил полковник. – Тебя скрутят немцы и развяжут язык. Хочешь сдать Родину? Рассказать все секреты?

– Никак нет! Никогда! Клянусь!

– Посмотрим, - покачал головой полковник. – А сейчас марш в столовую! Но сначала переоденьтесь с Куницким…

Полковник вышел вместе с солдатами. Куницкий злобно уставился на Звягина и неожиданно толкнул его:

– Из-за тебя чуть задохнулся! Не собирался я её насиловать в самом деле! А теперь придётся пересдавать вместе с тобой!

– Прости, Гришка…

– Да иди ты!

Куницкий исчез за дверью.

– Да ты рыцарь без страха и упрёка!

Сержант медицинской службы Перепёлкина уже успела натянуть штаны обратно. Только сейчас Антон заметил, как с её лица стекают синие слёзы, а фингалов, естественно, не было и в помине.

– Краска паршивая, - вздохнула она, доставая платок. – Теперь нужно целый час приводить себя в порядок. Звягин, устроил ты цирк конечно! За честь дамы готов как во времена Пушкина, да? На дуэль его вызовешь?

– Надя, прекрати издеваться! И так тошно…

– А что я? Прости, но я другому отдана, и буду век ему верна…