Оренбургский платок
Шрифт:
Подгорюнисто жаловалась девушка:
– Тятька с мамкой больно ловки,Меня держат на верёвке,На верёвке, на гужу,Перекушу и убежу.– Счастливица… Есть к кому бежать, – вздохнула Луша.
Парень вольней пустил гармошку.
Взял и сам громче, хвастливей:
– Запрягу я кошку в дрожки,А котёнка в тарантас.Повезу свою АкулькуВсем ребятам напоказ.Девушка запечалилась:
– МеняИ тут же ласково, требовательно:
– Барбарисова конфетка,Что ты ходишь ко мне редко?Приходи ко мне почаще,Приноси чего послаще.С весёлым, посмеятельным укором ответ кладёт парень:
– Ах, девочки, что за нация!Десять тысяч поцалуев – спекуляция!– Кому десять тысяч… А кому ни одного… – противно нудила Лушка. – Справедливка где-тось заблудилась… Ну и блуди… Что мне, совсем край подпал уж замуж невтерпёж? А-а… Где уж нам уж выйтить замуж? Мы уж так уж как-нибудь…
И расстроенно, в печали проронила по слогам:
– На узенькой на лавочкеСидят все по парочке.А я, горька сирота, —На широкой, да одна…– Это дело исправимо, плакуша. Так, значит, не видит тебя? – подворачиваю к нашему давешнему разговору. – Выше, подруженция, нос! Теперь завидит! Объяснились мы с ним нынче. По-олный дала я ему отвал.
– Не каяться б…
– Ни в жизнь!
Мы вошли в радушинскую калитку.
Из будки выскочил пёс с телка. Потянулся. Лизнул мне руку – поздоровался. Знает своих.
Снова доплескалось до нас девичье пение. Жалобистый голосок:
– Полюбил меня и бросил,
Я теперь плыву без весёл…Уже на порожках остановила я Лушу. Усмехнулась:
– Ну, горюешь по своим вёслам?.. А что… Раз по сердцу, чего, поспелочка, теряться? Ловкий подбежал случай… Не выпуска-а-ай, Жёлтое, такого раздушатушку!
– Ну-у… Ты, посмешница, всё с хохотошками. Всё б тебе подфигуривать [59] . А я, не пришей рукав, что, сама навяливайся? И как?.. Так и фукни в глаза: «Здрасте, Михал Ваныч! Знаете ли вы, что я выхожу за вас замуж?!»
– Чего мелешь? Иль у тебя чердак потёк? Не модничай!
– Всё одно поздно уже. Чё в пустой след лясы строчить? Впозаранок, на краснице [60] , встанет, поспасибничает да и кугу-у-ук! Аля-улю на Губерлю!
59
П о д ф и г у р и в а т ь – подсмеиваться.
60
К р а с н и ц а – заря.
– Не спорю. Встать-то он встанет. Никуда не денется. Выгостит до утра. А вот по части поезда… Это ещё как мы, подружушка, возрешим.
– Нет уж, Нюр. Ничё не надо решать.
– Понимаю… Ты не айдашка [61] какая… Не рука тебе, поскакуха, с ним первой заговаривать. Неловко самой барнаулить… [62] Так на что ж тогда я? Кто я тебе? Названая сестра иль пустое место? Шуткой, пробауткой – это уж моя печалька как! – кину про тебя словко. А там как знай…
61
А
62
Б а р н а у л и т ь – назойливо приставать.
– Не надо, Нюра. Направде. Навовсе ничего не надо.
– Да иди ты в баню тазики пинать! [63] Я ж слышу, односумушка [64] , не от своего сердца несёшь шелуху [65] . Тихо. Котёл свой допрежь времени не вари. Не лезь, чехоня [66] , поперёд. Я старшей тебя?
– Ну?
– Не нукай, скорослушница. Отвечай.
– Ну… На месяц.
– Вот именно! Подчиняйся-ка, голуба, старшинству. Айда спатеньки. Утро вечера умнее.
63
И д и в б а н ю т а з и к и п и н а т ь – требование оставить в покое.
64
О д н о с у м к а – подруга.
65
Н е с т и ш е л у х у – говорить вздор.
66
Ч е х о н я – молодица.
Утром чем свет, наранках, бегу я назад. Сочиняю развесёлые планы, как это свергнутому я раздушатушке своему стану экивоками подпихивать Лушку, ан вижу: мама и Михаил рыщут по двору с лампой.
В серёдке у меня всё так и захолонуло.
– Чего, – насыпаюсь с расспросами, – днём с огнём в две руки ищете? [67]
– У м-ме-ня, Н-н-ню-ра… к-ко-шель… с день… га… – ми… п-п-п-про… пал… В-в-вот… Л-л-лихота какая… Всёшко о-о-обрыскали… Н-н-ну… В к-к-аких ещё в чертях по-од… з-з-заколодками [68] и-и-искать?..
67
В д в е р у к и и с к а т ь – усиленно искать.
68
В ч е р т я х п о д з а к о л о д к а м и – неизвестно в каком месте.
Михаил сильно заикался.
Помалу я стала понимать, что спеклось что-то ужасное.
На нём не было лица… Убитый, оторопелый, белее полотна, стоял он на свежем, – ночью, только вот выпал, – первом молодом снегу и совсем не чувствовал холода, совсем не видал себя, совсем не видал того, что одна нога была в лаковом сапоге, а другая лишь в бумажном носке.
Где-то далече, за горой, глухо, будто со дна земли, заслышался протягливый паровозный гудок. (Мы жили тогда от путей метрах так в полусотне. Никак не дальше.)
На ту минуту вернулась наша хозяйка.
По нашей по нужде квартирничали мы у одних молодых. Как-то так сложилось… Держались впрохолодь, не всхожи были с ними… [69] Никогда молодайка с лубочными глазками [70] – за кроткий нрав и смазливую внешность её звали куклёнком – никуда не носила своего кричливого мальца (детей у них больше не было). А тут притемно ушуршала с ним вроде как к своей к свекрухе и вот выщелкнулась.
Гадать нечего.
69
Н е в с х о ж и с н и м и – не знались, не ходили к ним.
70
Л у б о ч н ы е г л а з а – глупые глаза.