Орфей спускается в ад
Шрифт:
ЛЕЙДИ(распахивает дверь и с криком врывается в лавку). Уходите! Брат ваш идет! Сюда я его не пущу!
Кэрол подбирает пальто и, плача, идет в кондитерскую.
Вэл идет к входной двери.
Заприте дверь! Не впускайте его!
Кэрол в кондитерской, уронив голову на столик, плачет.
Лейди взбегает по лестнице, но едва она поднимается до площадки, как в лавку входит Дэвид Катрир.
ДЭВИД. Кэрол?
ВЭЛ. Она там. (Кивком показывает на полуосвещенную кондитерскую.)
ДЭВИД(двинулся к кондитерской). Кэрол!
Она встает со стула, медленно выходит из-под арки.
ДЭВИД. Ты нарушила соглашение.
Кэрол слегка кивает головой, глядя на Вэла.
(Жестко.) Ладно. Я отвезу тебя. Где твое пальто?
Кэрол пробормотала что-то невнятное, не отводя взгляда от Вэла.
Где ее пальто? Пальто моей сестры?
Вэл берет пальто, которое Кэрол уронила на пол, и отдает Дэвиду.
Тот грубо набрасывает пальто ей на плечи и подталкивает Кэрол к выходу.
Вэл отходит в глубину.
ЛЕЙДИ(внезапно, резко). Подождите, пожалуйста!
Подняв глаза, Дэвид застывает на месте.
Лейди сбегает вниз.
ДЭВИД(тихо, хрипло). Как… поживаете, Лейди?
ЛЕЙДИ(повернувшись к Вэлу). Вэл, уйдите!
ДЭВИД. Подожди в моей машине, Кэрол. (Открывает дверь, пропуская сестру.)
Кэрол бросает на Вэла последний безутешный взгляд.
Вэл быстро проходит через кондитерскую.
Хлопнула дверь.
Слегка кивнув, словно бы с грустью ответив самой себе на мучивший ее вопрос, Кэрол выходит.
Пауза.
ЛЕЙДИ. Я ведь вам запретила появляться здесь.
ДЭВИД. Я пришел за сестрой. (Поворачивается
ЛЕЙДИ. Нет, постойте!
ДЭВИД. Боюсь оставлять ее одну на шоссе.
ЛЕЙДИ. Я должна вам сказать кое-что, чего никогда не говорила раньше. (Подходит к нему.)
Дэвид снова оборачивается к ней, затем отходит чуть дальше, вглубь.
В то лето, когда вы меня бросили, я… носила под сердцем вашего ребенка.
Молчание.
ДЭВИД. Я… не знал.
ЛЕЙДИ. Да, я вас не уведомила письмом — горда была, еще имела тогда гордость. Но у меня под сердцем был ваш ребенок — в то лето, когда вы меня бросили, в то лето, когда сожгли в винограднике отца и вы умыли руки, решив больше не знаться с дочерью Итальяшки-бутлегера, и… (ей не хватило дыхания, голос прервался, они делает яростный жест, через силу продолжая)…взяли в жены девицу из благородных, на деньги которой отстроили свое фамильное поместье и которая наплодила вам… (переведя дух)…таких родовитых наследничков…
ДЭВИД. Я… не знал.
ЛЕЙДИ. Так знайте! В то лето, когда вы меня бросили, у меня был под сердцем ваш ребенок, и когда мне… когда я его лишилась, нож, который вырезал его из моего тела, вырезал вместе с ним и мое сердце!
ДЭВИД. Я… не знал.
ЛЕЙДИ. Я хотела тогда умереть. Но смерть не приходит, когда зовешь ее, а всегда не вовремя и без приглашения. Я не хотела жить, смерть была бы наилучшим исходом, но покончить с собой не могла, и решилась на сделку немногим похуже смерти. Вы продали себя! Я — себя! Вас купили! Меня купили! Продажной дешевкой — вот кем вы сделали нас обоих.
ДЭВИД. Я… не знал.
Мандолина — чуть слышно: мелодия итальянской песенки.
ЛЕЙДИ. Все это было и быльем поросло. Недавно случилось мне проехать ночью мимо тех мест: вдоль берега, где был виноградник. Помните? Помните виноградник моего отца?
Дэвид не отводит от нее глаз.
Она отворачивается.
Не помните? Даже этого не помните?
ДЭВИД. Только это… только это я и вспоминаю, Лейди…
ЛЕЙДИ. Отцовская мандолина, песни, которые мы с ним распевали в винограднике…
ДЭВИД. Только это я и вспоминаю, Лейди… Только это!..
ЛЕЙДИ. «Core ingrata!» «Come la rosa!» И мы с вами прятались где-нибудь, а он звал: «Лейди! Лейди!» (Поворачивается к нему.) Могла ли я отозваться, если губы мои были прижаты к вашим! (Глубоко, со всхлипом, вздохнула, глаза ее широко раскрылись, рука зажата рот, словно сказанное только что непереносимо для нее.)