Орхидея, королева Сингапура
Шрифт:
— Да нет же, ей всего девятнадцать лет. Зовут Мариной, на журналистку учится.
— Ого! — с уважением отозвалась Валя.
Соседка, услышав свое имя, подняла длинные ресницы, став от этого еще красивее, и зло произнесла:
— Прекратите сплетничать!
— Ну ладно, я пойду, спите. Утром не стану тебя будить, встретимся через двое суток, я снова тогда дежурю. — И, помахав ласково рукой, Лида выпорхнула из палаты.
«Пойду посмотрю на девочек», — решила она и направилась в детское отделение.
Там сегодня дежурила старенькая медсестра, которую после пенсии оставили в роддоме. Положив голову на стол, где стояла лампа, она мирно посапывала во сне. Лида улыбнулась. Все новорожденные тоже спали. Она подошла к кроватке с табличкой «Власова» и хотела поправить конвертик, в который была завернута Катерина. Она вспомнила, с какой гордостью Валя произнесла это имя, и вдруг — о ужас! — увидела, что девочка мертва.
«Не может быть! Этого не может быть!» Страх сковал Лиду. Сама по себе смерть не приводила ее в ужас. Она никогда не теряла сознание в анатомичке, не впадала в истерику, как другие сокурсницы. Лида являлась потомственным медиком — мама, папа и даже бабушка были врачами. Просто за время ее работы здесь такого никогда не случалось. Еще какой-то час назад этот живой комочек плакал, шевелился, а теперь… Боже! И что будет с Валей? Второй раз ей уже не родить. Врач сказал, что роды были очень тяжелыми. Пришлось дать общий наркоз, с трудом без «кесарева» извлекли ребенка. «Вот тебе и щипцовые дети! Не зря в училище старый педагог, который вел курс акушерства, твердил, что за ними нужен глаз да глаз. А эта заснула». — Лида теперь неприязненно посмотрела на спящую медсестру и вдруг у нее лихорадочно заработала мысль. Лида подошла к соседнему конвертику, в котором мирно посапывала дочка Валиной соседки по палате Марины, тихонько развернула ее, внимательно прочитала фамилию и, сняв подвешенные на ручках и ножках ярлычки, поменяла их с ярлычками мертвого ребенка.
«Теперь все будет по справедливости! — решила она. — Зачем такой красавице идти в детский дом? С Валей ей будет спокойно и хорошо. Сразу видно — она человек добрый».
Девочка, проснувшись, задрыгала ножками.
— Тихо, тихо, — прошептала Лида. «И черненькая, — подумала она, — как заказывали. Только в весе чуть побольше. Ну, да ничего, все как-нибудь обойдется! Теперь ты — Екатерина Власова!»
Свершив свое правосудие, она на цыпочках вышла из детской.
3
— Консультация? Это Лидия Сергеевна, главврач двенадцатого роддома. Девочки, у вас старые архивы сохранились, восемнадцатилетней давности? Вряд ли? Посмотрите все-таки, нет ли у вас карточки Красовской Марины. Адреса я не знаю. Сколько лет? — Примерно тридцать семь, тридцать восемь. Хорошо, я подожду… Большое спасибо. Записываю. Место работы — журнал «Все для женщин». Главный редактор. И телефон есть? Очень хорошо. Нет, нет, у меня личное. Нет, роддому популярность в прессе не нужна. Хвастаться нечем. И помочь нам никто не может, если только материально. Скажите, а может, вы мне еще один адресок подбросите? Посмотрите, пожалуйста: Валентина Власова, примерно лет сорок восемь. Нет адреса? Выписалась? Жаль. Ну, спасибо и на этом.
Лидия Сергеевна, закончив разговор с консультацией, набрала полученный телефонный номер.
— Красовская слушает, — ответил мягкий, но властный голос.
Лидия Сергеевна вспомнила услышанное восемнадцать лет назад: «Прекратите сплетничать». «Да, это она», — подумала Лидия Сергеевна и представила, как выглядит сейчас эта уверенная в себе женщина, которая со страниц своего журнала, вероятно, рассказывает о домашнем уюте, детях и прочих радостях семейной жизни. Лидия Сергеевна вспомнила, что ее Иришка как-то принесла этот журнал домой, коротко откомментировав: «Для стариков».
«А что для молодых?» — спросила тогда она свою пятнадцатилетнюю дочь.
— «Плейбой» или «Космополитен», — не моргнув глазом, ответила та. Жаль, что Лидии Сергеевне не хватило времени даже полистать журнал.
На другом конце провода тот же голос уже назначал ей встречу:
— Главный врач родильного дома номер двенадцать? Очень хорошо, что вы мне позвонили. Я сама собиралась к вам зайти. Мы слышали, что вы, помимо основных пациентов, принимаете «коммерческих». Это правда? Я бы хотела написать о вас.
«В голосе полное безразличие. А ведь она рожала в этом доме! Ну и характер! — подумала Лидия Сергеевна. — Даже когда ей сказали, что девочка ночью умерла, она и глазом не моргнула. Интересно, как она сейчас выглядит? Сохранила ли прежнюю красоту? Замужем? Есть ли дети?»
Редакция журнала размещалась в маленьком помещении на шумном Садовом кольце.
Лидия Сергеевна, не будучи робкого десятка, всю ночь не спала, обдумывая разговор с Мариной. Не то чтобы она боялась рассказать ей о своем поступке, просто сомневалась в последствиях: что принесет топ-модели Кате, осиротевшей взрослой девочке, такой поворот судьбы? Но, когда увидела высокую, стройную, несильно изменившуюся со времени их первой встречи молодую женщину, ее беспокойство как-то сразу улетучилось.
«Кате такая мать была бы очень нужна. Они бы запросто выступили вдвоем в конкурсе „Дочки-матери“, — усмехнулась про себя Лидия Сергеевна. — Но почему у девочки такая азиатская внешность? Мама выглядела абсолютной европейкой. Может, в роду кто-нибудь есть? А может, отец Кати, которого так тщательно скрывала Марина?..» Все эти мысли пронеслись в голове у Лидии Сергеевны, пока Марина рассказывала ей о своем журнале, о его назначении и показывала вопросы, которые она подготовила для нее, прежде чем включить диктофон.
Лидия Сергеевна, не ожидая такого журналистского напора, немного растерялась и почувствовала, что здесь не время и не место говорить с главным редактором на такую сугубо интимную тему, что Марина может замкнуться и еще, чего доброго, выставить ее за дверь. Изучив за много лет психологию женщин, она знала, какими те могут быть злыми и вспыльчивыми, погладь их против шерсти.
«Нет, так я испорчу все дело», — подумала Лидия Сергеевна. В это время в дверь просунулась чья-то голова и Марину Александровну позвали посмотреть фотографию на обложку. Главный редактор, извинившись, вышла, и Лидия Сергеевна приняла мгновенное, как тогда, решение. Она включила диктофон и почти без пауз произнесла то, что мысленно репетировала всю ночь. Это было ее признание, сделанное впервые за восемнадцать лет, с тех пор как она поменяла фамилии у двух девочек. А на прощание сказала, что, если Марина надумает поговорить, то всегда может найти ее в роддоме, а если нет — тайна, которую она хранила столько лет, останется между ними. Лидия Сергеевна выключила диктофон и покинула редакцию.
«Если она о чем-либо сожалеет, у нее будет время спокойно разобраться наедине с собой. А так получилось бы, что я, свидетельница ее позора, неожиданно застигла ее врасплох. И Марина, будучи по натуре очень гордой, могла бы не совладать со своим самолюбием. Я ей предложила компромисс и заодно сказала, что девочка круглая сирота. Пусть решает, как ей поступить», — размышляла главврач по дороге в роддом.
Не успела Лидия Сергеевна войти в кабинет, как раздался телефонный звонок. Срывающийся голос Марины в трубке прокричал: