Орион и завоеватель (Орион - 4)
Шрифт:
– Тогда я здесь не нужен, - сказал я.
– Нет, у меня и для тебя есть дело, - проговорил Демосфен.
– А именно?
– Сначала я поговорю с послом.
Рабыня принесла чаши, разлила вино... Холодное и терпкое, оно тем не менее согрело меня.
Кету повторил предложения и требования Филиппа практически слово в слово.
– Этого я и ожидал, - нервно моргнув, пробормотал Демосфен, когда посол закончил речь.
– Что ты посоветуешь Царю Царей?
– спросил Кету.
–
– Ты узнаешь о решении Царя Царей, когда он захочет этого.
Я решил, что, пожалуй, догадываюсь, какой совет даст Дарию Демосфен: острова и города не отдавать, но в войну не вступать. Демосфену нужно, чтобы Филипп начал войну, тогда он скажет своим афинянам, что царь Македонии - варвар, который желает утопить в крови целый мир.
Демосфен посмотрел на меня, словно прочитал мои мысли.
– Ты не любишь меня, так ведь, Орион?
– Я служу Филиппу, - отвечал я.
– Ты думаешь, что я предаю Афины? И всех греков?
– Я думаю, что, как бы ты ни убеждал себя в обратном, служишь ты Царю Царей.
– Правильно!
– Он вскочил на ноги и повернулся ко мне лицом.
– Я наймусь на службу к самим фуриям и хаосу, если только это будет полезно Афинам.
– Но ты сказал, что Афины более не прислушиваются к твоему голосу, не нуждаются в твоих советах.
– Это не важно. Беда демократии в том и состоит, что людей так легко можно сбить с толку, направить по ложному пути.
– Понятно. Демократия хороша, пока люди делают то, что ты хочешь. А когда они голосуют против тебя, то ошибаются.
– Но в основном люди глупы, - сказал Демосфен.
– А стаду нужен пастух, который знает, что делать.
– И это демократия?
– спросил я.
– Пусть люди думают что хотят, но я служу Афинам и демократии! И буду использовать на благо своего дела и Царя Царей, и рыбу морскую, и птиц небесных, если они помогут мне сразиться с Филиппом и его незаконнорожденным сыном.
Я улыбнулся:
– У тебя был шанс сразиться с ним при Херонее.
Укол ни в малой степени не задел его.
– Я политик, Орион, а не воин. Я понял это при Херонее. И теперь сражаюсь более привычным мне способом. Но я еще одолею Филиппа!
– А я - воин, а не политик, - отвечал я.
– Но хочу задать тебе один вопрос: какая власть безопаснее для Афин с их разлюбезной демократией великого царя или Филиппа?
Он расхохотался:
– Да, ты не политик. Ты видишь мир или черным, или белым.
– Я жду ответа.
– Великий царь оставит в покое Афины и прочие греческие города, когда исчезнет угроза, которую представляет Филипп. Дарий хочет, чтобы города Ионии оставались в его империи. И пусть будет так - зато Афины сохранят свободу.
В разговор вступил Кету:
– Это сама сущность политики: чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Раздавай и принимай - милости, дары... даже города.
– Аристотель говорил мне, - сказал я, - что Персидское царство неминуемо поглотит всю Грецию. Афиняне сделаются подданными великого царя, как жители Эфеса и других ионийских городов.
Демосфен нахмурился:
– Аристотель - македонец.
– Ты не прав, - возразил Кету.
– Ну и что?
– пожал плечами Демосфен.
– Его родной город уже давно входит в состав Македонии.
– Ну и что ты скажешь о мнении Аристотеля?
– спросил я.
– Если он прав, то помощью царю Персии ты готовишь гибель своей демократии.
Демосфен прошелся по комнате к окну и обратно, а потом ответил:
– Орион, я пока могу еще выбирать между Филиппом и персами. Филипп уже у ворот Афин. А Дарий в нескольких месяцах пути от города. Как голодный волк, македонец поглотит нас одним глотком.
– Но пока он оставил Афины в покое, - сказал Кету.
– Он не стал вводить свое войско в город, не потребовал власти над ним.
– Ему это не нужно. Сейчас он продвигает к власти афинян, которых купил золотом и серебром. Он пользуется нашей демократией в своих собственных целях.
– Но он не стал разрушать ее, - отвечал я.
– А сохранит ли твою демократию Царь Царей, если окажется на месте Филиппа?
– Он еще не на месте Филиппа!
– Рано или поздно так и будет, если верить словам Аристотеля.
Демосфен всплеснул руками:
– Так мы ни до чего не договоримся.
– Он повернулся к Кету: - Посол Свертакету, я обдумаю условия, выдвинутые Филиппом, и дам свои рекомендации Царю Царей. Ты можешь идти.
Я шагнул к двери.
– Останься, Орион, - сказал Демосфен, - я должен тебе кое-что сказать.
Кету посмотрел на меня, поклонился Демосфену и покинул комнату. Я решил, что почетный караул повел его к помещению, отведенному нам во дворце. Громко хлопнув в ладоши, так что присевшая в углу рабыня вскочила, Демосфен сказал:
– Ты тоже уходи! Ступай, оставь нас!
Она заторопилась к двери.
– Закрой за собой дверь!
Она выполнила его приказ.
– Ну хорошо, - сказал я.
– Чего ты хочешь от меня?
– Это не он, Орион, - произнес кто-то за моей спиной.
– Я хочу с тобой поговорить.
Я обернулся и увидел Золотого Атона, самоуверенного бога, который создал меня. Он весь сиял: и идеальное лицо, и тело, столь же крепкое и могучее, как мое собственное, испускали золотой блеск. Атон был облачен в одежды снежной белизны, отделанные золотом. Мгновение назад его в комнате не было.