Орион (Орион - 1)
Шрифт:
– Да, но они живые. Помимо горя и боли и вечной неуверенности в завтрашнем дне они познали чувство любви, родства, радости жизни. Они ЖИВЫЕ, Ормузд. Ты их сделал лучше, чем задумал. И я хочу быть одной из них.
– Даже в том случае, если тебе снова придется умереть?
– Даже если мне придется умереть сто или тысячу раз. Жизнь стоит этого. Попробуй, и ты сам убедишься.
– Нет!
– Он снова сделал шаг назад.
– Ты останешься здесь, пока все мы будем сражаться ради нашей общей окончательной победы?
– Я останусь здесь, - отрезал он.
– Кукловод, - сказала она презрительно.
– Я создатель, - возразил он гордо.
Аня рассмеялась и медленно растворилась в серебристом
Ормузд остался один, вне времени и пространства, против собственной воли размышляя о том, как могло произойти, что люди, созданные им на маленькой планете, называемой Земля, оказались главной силой во вселенной, гарантами существования самого мироздания?
Иногда даже боги могут плакать, и Ормузд, продолжавший думать о Земле и странном нарушении причинно-следственной связи, неожиданно почувствовал себя очень старым и очень одиноким.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АССАСИН
9
Я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь посреди пустынной, плоской, как стол, равнины. Почва здесь была преимущественно песчаная, с редкими участками пожухлой травы, разбросанными на значительном удалении друг от друга. Надо мной сияло совершенно безоблачное небо, хотя у самого горизонта висела грязная пелена дыма, постепенно расползаясь во все стороны. Там что-то горело. Нечто крупное, сопоставимое по размерам с небольшим городом. Лучи солнца обжигали мои голые плечи. На мне была короткая юбка и грязные сандалии; ничего больше. Как ни странно, я нисколько не удивился, что еще жив, хотя отчетливо помнил, как умирал в камере термоядерного реактора. Я понимал, что не мог выжить, пройдя через такой ад. Следовательно, это началась моя другая жизнь.
Я был совершенно здоров и мог полностью контролировать свое тело, хотя мои колени невольно задрожали, когда я представил себе то, что мне пришлось пережить за несколько последних секунд, проведенных в двадцатом столетии. Двадцатое столетие! Как далеко оно сейчас от меня.
Не знаю почему, но я был абсолютно уверен, что в данный момент нахожусь в другой эпохе, где-то на заре человеческой истории. Ариман сказал мне, что я двигаюсь сквозь время в обратном направлении - от Конца к Войне. И хотя я знал, что помимо прочего он был Князем Лжи, я почему-то не сомневался в его словах.
Так где же я все-таки находился? Пустыня, простиравшаяся на многие мили вокруг меня, сама по себе не могла дать ответа на этот вопрос. Единственным же признаком человеческой деятельности оставался все тот же погребальный костер, полыхавший где-то за горизонтом. За неимением лучшего выбора я двинулся в его сторону. Безжалостное солнце жгло мне спину, хотя время едва перевалило за полдень и худшее было еще впереди. Труднее всего оказалось бороться с жаждой. Разумеется, я мог бы заставить свои железы не выделять пота, но тогда температура моего тела очень скоро поднялась бы до столь высокого уровня, что при всем своем оптимизме я не мог бы вообще сдвинуться с места. С другой стороны, обильное выделение пота, хотя и охлаждало мою кожу, могло привести к почти полному обезвоживанию организма со всеми вытекающими отсюда последствиями. Столь же бесполезен, но еще более опасен был мой коронный трюк по извлечению влаги из плазмы крови и клеток внутренних органов. В условиях пустыни подобная попытка очень немногим отличалась бы от самоубийства.
Как и всякий другой человек, оказавшийся в раскаленном пекле, я нуждался в воде, и с каждым часом эта нужда становилась все острее.
Слева от себя я заметил крупных птиц, неторопливо описывавших круги в выгоревшем от зноя небе. Стервятники! Кто-то умер или умирал совсем недалеко от меня. Человек или животное, кем бы ни был умирающий, он мог стать для меня спасительным источником влаги. Я не менее брезглив, чем любой другой человек, но у пустыни свои законы. Тот, кто гибнет от жажды, забывает о жалости ради спасения собственной жизни.
Стервятники опускались все ниже, и, чтобы лучше видеть, я забрался на небольшую скалу, выступавшую из песка, горячую, как свежеиспеченный хлеб. В конце концов я разглядел то, что птицы увидели раньше меня: перевернутую повозку и несколько тел, распростертых на желтом песке. Один из стервятников уже сидел на колесе телеги, рассматривая потенциальную добычу. На моих глазах еще несколько птиц присоединились к нему; другие, более решительные, направились прямо к телам погибших.
Я подобрал с земли камень размером с кулак и швырнул его в птицу, сидевшую на колесе. Камень попал стервятнику в голову и прикончил на месте. Мне пришлось бросить еще несколько камней и убить еще пару птиц, прежде чем стая заметила мое присутствие и нехотя поднялась в воздух. Тем не менее и после этого они продолжали кружить надо мной, терпеливо ожидая своего часа. Я подошел к телам погибших людей. Во всяком случае, они умерли не от жажды.
Ближе всех ко мне лежал мужчина с многочисленными колотыми ранами, большинство из которых находилось у него на спине. Он умер совсем недавно, кровь даже не успела свернуться. По-видимому, в него было выпущено сразу несколько стрел, которые затем бережливые убийцы выдернули из его тела для повторного использования. Неподалеку валялись тела его жены и двух детей, у всех троих было перерезано горло. Женщина, вряд ли старше двадцати лет, лежала совершенно обнаженной.
Все их добро победители унесли с собой. Повозка была совершенно пуста. Исчезли и волы, тащившие ее. Их следы отчетливо просматривались на почве. Для убийц злополучной семьи вьючные животные стоили куда больше человеческой жизни. Хотя я не обнаружил в повозке и следов воды, я сразу убедился в том, что, вопреки первоначальному решению, не смогу воспользоваться кровью несчастных жертв даже ради собственного спасения.
Подняв голову, я заметил, что стервятники все еще продолжают кружить надо мной, молчаливо наблюдая. Если бы у меня были силы и лопата, я бы похоронил несчастных. Но у меня не было ни того, ни другого. Стервятники выиграли. Я повернулся спиной к месту недавней трагедии, предоставив могильщикам пустыни наслаждаться их ужасным пиршеством.
Казалось, день никогда не кончится. Жара стала совершенно невыносимой. Я шел уже много часов, но столб дыма, на мой взгляд, был ничуть не ближе, чем в тот момент, когда я впервые заметил его. Несмотря на безнадежность моего положения, ситуация, в которой я оказался, представлялась мне совершенно абсурдной, чуть ли не анекдотичной. Без сомнения, я находился здесь по воле Ормузда. По-видимому, нечто чрезвычайно важное должно произойти в этом забытом Богом месте в самое ближайшее время. Нечто такое, что могло изменить всю историю человечества. Скорее всего Ариман готовился предпринять новую попытку разорвать связь пространства и времени и уничтожить континуум. Но похоже, что мне суждено умереть от жажды прежде, чем я сумею приступить к осуществлению моей миссии.
И тут я увидел их.
Пять или шесть всадников медленно двигались по поросшей чахлым кустарником равнине, примерно в миле впереди меня. Таких низких и тощих лошадей мне еще не доводилось видеть. Под стать животным были и их хозяева, низкорослые, жилистые, в остроконечных металлических шлемах. Каждый из них имел длинное, тонкое копье, кривую саблю и лук, притороченный к седлу.
Они заметили меня почти в тот же момент, когда я увидел их, и, развернув лошадей, с дикими криками понеслись в мою сторону. Подскакав поближе, они придержали своих коней, понимая, что полуголый, пеший и безоружный человек не имеет шансов убежать от них. Теперь, когда они оказались совсем близко от меня, я сумел лучше рассмотреть их лица восточного типа, с высокими скулами и узкими раскосыми глазами.