Орленев
Шрифт:
ческий, и прежде всего Петербург интеллигентных профессий —
устремился в театр, Суворин, не желая оставаться в стороне от
опьянявшей его сутолоки, от столь любезного ему бума, написал
в «Новом времени», что триумф Орленева для многих неожидан¬
ность, он же давно открыл в его таланте «элемент трагический»
и как руководитель театра свидетельствует, что за роль Федора
йктер «взялся с необыкновенной любовью и изучал ее долго и при¬
лежно,
есть напрягая все силы, можно сделать что-нибудь хорошее, дей¬
ствительно стоящее драматического искусства в лучшем значении
этого слова» 2. Муки Орленева были тем сильней, что и в дни, не¬
посредственно предшествовавшие премьере трагедии, он не мог
сосредоточиться на одной этой роли. Жизнь шла своим чередом,
и надо было выступать в текущем репертуаре и даже одновре¬
менно с Федором готовить новые роли.
Первую новую роль он сыграл в комедии Ардова «Битые че¬
репки», премьера которой состоялась 22 сентября, на десятый
день четвертого суворинского сезона. «Я не знаю,— писал рецен¬
зент журнала «Театр и искусство»,— совершаю ли нескромность,
отмечая, что г. Ардов мужской псевдоним дамского таланта» —
и высмеял пьесу, автор которой «по дамскому обыкновению»
редко отличает «существенное от несущественного». По поводу
Орленева в рецензии была одна фраза, где говорилось, что роль
«купчика, которого капиталы соединяют с цивилизацией жур¬
нального дела», он провел «довольно типично» 3. Премьера «Би¬
тых черепков» состоялась в разгар репетиций «Царя Федора». Ре¬
петиции эти подходили к концу, когда он выступил еще в одной
новой роли — в пьесе Гольдони «Веер» (6 октября), и критик
«Нового времени» походя заметил, что участие Орленева «способ¬
ствовало успеху комедии». Он играл и старые роли — скрипача
в «Трильби», мальчика-сапожника в водевиле Мансфельда и дру¬
гие. И этот будничный, размеренно-налаженный порядок жизни
в театре придал особенно драматический характер репетициям
«Царя Федора». На фоне рутины и умиротворенности, установив¬
шейся в труппе, Орленев, не колеблясь, шел на заведомый риск,
зная, что его будущее поставлено на карту и зависит от судьбы
«Федора». Он жил как бы в двух измерениях, по такому счету:
купчик Гвоздиков из «Битых черепков» — это нечто из области
миражей и призраков, зато царь Федор перед Архангельским со¬
бором — доподлинная реальность.
Если обычно репетиции с участием Орленева проходили легко,
празднично, в атмосфере веселой непринужденности, то на этот
раз он замучил себя пробами и повторениями. В театре говорили,
что он ведет «скачку с препятствиями», имея в виду и ускорен¬
ный темп репетиций и загадки-преграды, с которыми он сталки¬
вался в тексте трагедии. Напряжение Орленева, дерзость его пла¬
нов, его счастливые предчувствия (иногда, правда, сменявшиеся
растерянностью и упадком духа) нервной волной постепенно за¬
хватили участников спектакля и от них всю труппу, несмотря на
ее разобщенность и вражду «звезд». Газеты узнали о необычных
репетициях, и в хронике появились сообщения о том, что «Царь
Федор» будет представлен с «должным для такого выдающегося
русского произведения тщанием». По Петербургу поползли слухи,
что в трактовке трагедии есть политическая подкладка, что это
хорошо обдуманный маскарад, где за событиями трехсотлетней
давности вырисовывается нынешний режим и его правители
(актер Б. А. Рославлев в неизданных «Театральных записках»
пишет, например, что в известной реплике «Я царь, или не царь?»
петербургская публика усмотрела прямой намек на отношения
Николая II с его матерью, вдовствующей императрицей Марией
Федоровной, властной женщиной, постоянно вмешивавшейся
в государственные дела сына4), что это критика русского само¬
державия, суворинская критика справа, но все-таки критика. Не¬
даром на генеральную репетицию «Царя Федора» помимо выс¬
ших светских и церковных властей явились и представители
двора во главе с великими князьями.
Много толков вызывала и московская постановка «Царя Фе¬
дора» в Художественно-Общедоступном театре (премьера кото¬
рого была назначена на два дня позже, чем в Петербурге) — кто
у кого что заимствовал, чьи шансы предпочтительней. О новом,
открывающем свой первый сезон театре Станиславского и Неми¬
ровича-Данченко, о его ансамбле, художественной дисциплине,
мизансценировке рассказывали чудеса, и это подогревало сопер¬
ничество двух столиц. За неделю до первого представления «Царя
Федора» в «Новом времени» появилась полемическая заметка, по
всем признакам принадлежавшая перу Суворина. Это был раздра¬
женный упрек в адрес московских газет, сообщивших, что пред¬
ставители труппы Литературно-артистического кружка, побывав¬
шие па репетициях «Царя Федора» в Художественно-Общедо¬
ступном театре, «пришли в такое умиление», что отложили свою