Орлы летают высоко
Шрифт:
Кутузов оставил, захватив с собой дворян и городские власти, пустынный город на разграбление нескольким тысячам крестьян.
Получая донесения разведчиков, Мюрат вдруг услышал нестройный гул кремлевских колоколов, звонящих к вечерне. Снаряд разорвался у Кутафьей башни Кремля, где несколько крестьян забаррикадировались и вели огонь из укрытия по захватчикам, окружавшим дворец. Шум этот отзывался слабым эхом в тишине, в которую погрузилась Москва, и голоса солдат, входящих в дома, звучали пронзительно и неестественно громко. Надо всеми ними высились величественные церкви, сверкающие, подобные миражу, а колокола вызванивали древние многовековые мотивы опустевшему городу и
Назад во французский лагерь полетели гонцы, чтобы сообщить Наполеону, что враг оставил свою столицу. Не будет никаких депутаций, никакого парадного въезда.
Москва пуста.
На следующий день Наполеон въехал в город. Под взглядами следивших за ним толп зевак, состоявших из оставшихся в городе крестьян, он пересек мост через Москву-реку, проехал по пригородам и въехал в Кремль через древние Спасские ворота. Там его встречал Мюрат с огромным эскортом. Он спешился и медленно направился к зданиям Кремля.
Мюрат все время говорил, а Наполеон был странно молчалив. Он переходил из одной комнаты в другую, разглядывая ковры, бесценную мебель и украшения. Все оставалось нетронутым, даже бархатный трон, украшенный золотом.
– Это весьма религиозный народ, – заметил император. – Почти каждое второе здание у них – церковь. А где же апартаменты царя?
Ему объяснили, что в Кремле существуют два помещения для царей: одно, выстроенное сравнительно недавно, в восемнадцатом столетии императрицей Елизаветой, а другое – древние царские помещения в старом деревянном дворце, построенном еще первыми царями.
– Я остановлюсь в старом дворце, – сказал Наполеон. – Отведите меня туда.
Он вошел в древнюю Грановитую палату в сопровождении толпы офицеров, удивлявшихся небольшим габаритам старой царской столовой, рассматривавших расписанные фресками стены, изображавшие византийские версии жизни Христа и библейские сцены, старые дубовые лавки вдоль стен, трон, на котором каждый вновь коронованный царь сидел во время принесения присяги его подданными.
На большинство французов мрачные и маленькие комнаты не произвели никакого впечатления. Тусклый свет проникал сквозь древние окна, и некоторые офицеры начали сравнивать эти комнаты с роскошью Версаля и Тюильри. Наполеон продолжал молчать. Из Грановитой палаты они поднялись по лестнице, ведущей в небольшой Теремной дворец, построенный Михаилом, первым Романовым, почти триста лет тому назад.
Здесь молчание императора распространилось и на его окружение. Беззвучно переходили французы из одной расписанной фресками комнаты в другую, и в тишине гулким эхом раздавались их шаги. Они пересекли красностенный Тронный зал, и Наполеон остановился у простого стула, на котором когда-то сидел и правил Михаил Романов.
– Парадная спальная вот здесь, сир, – прошептал великий маршал Люрок, а потом уже подумал, почему это он понизил голос. Он прокашлялся и продолжал уже более твердым голосом. – Комната не очень подходящая. Как я понимаю, ею почти никогда не пользуются, только в исключительно торжественных случаях. Уверяю вас, сир, вам будет гораздо удобнее в новом здании.
Наполеон взглянул на него.
– В истории Москвы не будет случая более торжественного и важного, чем сегодняшний.
Они стояли на пороге спальной древних царей. В этой небольшой комнатке почти не было мебели; позолоченные стены и иконы тускло поблескивали. В центре комнаты стояла резная кровать под балдахином.
– Я остановлюсь здесь, господа, – сказал Наполеон.
Он оглядел их всех и улыбнулся.
Напряжение тут же спало. Они больше не прислушивались к звукам собственных шагов; они больше не шептали, а говорили громкими голосами. Теперь по всему старому зданию разносились смех, разговоры, шум. Когда его господин отвернулся, Дюрок подошел и проверил кровать, после чего в отвращении наморщил нос. Она была жесткой, как доска.
Этой ночью армия расположилась прямо в Москве. Она захватила город подобно всепоглощающему приливу и разлилась по нему, как волна, распадаясь на отдельные ручейки людей, рыскающих в поисках наживы, приюта, еды, женщин.
По отношению к тем немногим жителям, оставшимся в городе, насилие практически не применялось. В целом оккупация носила добродушный характер, ведь она не была результатом кровопролития, которое обычно делает армию завоевателей такой беспощадной к тем, кто противостоял ей. Войска не причиняли особого разрушения особенно там, где они находили набитые погреба. Одному из офицеров доложили, что трое его людей умерли, после того, как очистили погреб и выпили содержимое каких-то найденных в нем бутылок. В бутылках обнаружили купорос. Офицер только пожал плечами и так и не понял, почему в погребе вместо вина хранился купорос. Затем он повторил приказ императора, запрещающий грабежи, и забыл о случившемся.
К шестнадцатому сентября Наполеон оставил древние царские апартаменты и переехал в удобные, роскошные комнаты, которые обычно занимал Александр во время своих визитов в столицу. Армию расквартировали, накормили, пополнили свежими силами и обеспечили надежным укрытием. Император объехал город, и одним из первых мест, которые он посетил, был собор Василия. Блаженного, тот собор, который он видел с вершины холма. Он счел его изумительным. Изумительным; но им не хватало помещений, и они не могли себе позволить быть излишне сентиментальными. Из церкви вынесли все украшения и стали использовать в качестве конюшни. Наполеон не признался даже самому себе, что им руководили не целесообразность, не святотатство, а лишь зависть.
Бонапарт уже начинал уставать. Да, теперь ему можно расслабиться. Он прошел к себе в спальную и достал портрет своего сына, маленького римского короля. В уединении бывшей комнаты Александра император поцеловал портрет.
– Это все для тебя, сын мой, – сказал он. – После того, как я заключу мир с Россией, ты будешь императором Франции, правителем всего мира. Твоя мать и я будем жить как частные лица. Видит Бог, я уже устал от войны…
Потом он повернулся на другой бок и зевнул, думая о Марии-Луизе. Здесь не было женщины, которая подходила бы для этой постели. Сильный ветер задувал в окна его комнаты, а ночь снаружи была очень темной; в вышине висела только бледная половинка луны. Наполеон натянул одеяло и вскоре уснул.
Он проснулся оттого, что кто-то тряс его и кричал ему в ухо. Еще не проснувшись окончательно, он резко поднялся и увидел рядом с кроватью одного из своих адъютантов. Тогда он внезапно осознал, что может различить лицо стоящего человека; комната была ярко освещена.
– Ваше величество! Сир, ради Бога, проснитесь! – кричал его адъютант. – Вся Москва охвачена пожаром!
13
Александр отправился к себе во дворец на острове на Неве, он неважно себя чувствовал. Его лихорадило, на ноге у него появилось рожистое воспаление. Он не выходил из своей комнаты, читал там официальные донесения, писал письма сестре.