Орлы на войне
Шрифт:
Несмотря на привлекательность отставки, Тулл знал, что будет скучать по безумию войны, когда кровь ревет в ушах, а те, кто воюет с тобой бок о бок, становятся роднее кровных братьев. Ускорив шаг, он дал Фенестеле знак следовать за ним.
– Мы сегодня идем обычной дорогой, господин? – спросил какой-то солдат из глубины рядов.
– Да. По мосту рядом с викусом и на другой берег. Затем миль десять на восток по дороге вдоль реки Лупии и обратно. – Тулл заметил косые взгляды легионеров, услышал их недовольное ворчание. – Это чуть более двадцати миль. Легкий марш, –
Тот в свою очередь тоже подмигнул ему.
– Без полной выкладки они могли бы пробежаться бегом, господин.
– Неплохая идея, – ответил Тулл. – Думаю, по дороге назад в лагерь нам стоит ускорить шаг.
Вновь недовольное бормотание. Как Тулл и ожидал, кто-то попался на эту наживку.
– Но ведь в этом нет необходимости, господин, верно? – раздался голос из другого ряда. Сам говорящий был скрыт за спинами товарищей.
– Не знаю, – ответил Тулл и переглянулся с опционом. Невидимый солдат и с ним еще несколько простонали.
– Не давайте мне повода это делать, – предупредил Тулл. Фенестела усмехнулся.
Жалобы моментально стихли. В планы Тулла не входило гнать солдат в лагерь с удвоенной скоростью, однако пусть эти увальни думают, что такое вполне может случиться. Неуверенность не давала им расслабиться. Последние ряды центурии прошли мимо. Тулл поговорил с тессерарием, своим младшим офицером. Никто не отстал. Довольный этим, центурион вместе с Фенестелой снова занял место в строю.
Окраина викуса с ее беспорядочно разбросанными убогими лачугами, конюшнями и мастерскими ремесленников с каждой секундой становилась все ближе – наследие того времени, когда, еще очень скромное, поселение это только-только появилось. Сегодня большинству хотелось бы забыть те скудные времена. Городской совет давно требовал снести хижины и лупанарии, чтобы построить на их месте новые внушительные дома и общественные здания, а сам городок обнести стенами.
В глубине души Тулл был не рад, что грядут неизбежные перемены, ибо вместе с ними исчезнет и ощущение того, что здесь когда-то проходила граница. Эта часть Германии станет неотличима от Италии или Испании. Туллу, подобно рыбьей кости в горле, не давала покоя мысль о том, что настанет день, когда городские щеголи будут свысока посматривать на него, сидя за столами дорогой харчевни.
Будь проклятый мост через Ренус построен по прямой линии к востоку от лагеря, а не начинался бы на окраине викуса, подумал Тулл, такого никогда не случилось бы. Нет, конечно, то, что лагерь стоял на холме позади поселения, диктовалось тактическими соображениями. Но в результате у солдат не было иного выбора, кроме как проходить здесь всякий раз, когда им нужно было попасть на другой берег реки.
Что в свою очередь, несмотря на благие намерения офицера, неизбежно замедляло шаг. Не успела колонна легионеров войти в викус, как каждый ремесленник, каждый хозяин харчевни, каждый ловкач и прорицатель с безумными глазами, каждая шлюха и торговец безделушками столпились вдоль обочины, где принялись назойливо предлагать свои товары и услуги. И с каждой минутой их становилось все больше. Было слышно, как краснощекая бабенка на все лады расхваливает свои сочные, только что приготовленные колбасы.
Как старший центурион и командир когорты, Тулл не имел власти над гражданским населением, тем не менее приготовил свой жезл. В реальной жизни он мог поступать так, как хотел. Если кто-то становился слишком навязчивым, центурион без колебаний пускал его в ход.
Легионеры зашагали дальше, громко стуча подкованными подметками по мощенной камнем дороге мимо убогих лачуг, в которых жили беднейшие из бедных. Сопливые ребятишки в лохмотьях во все глаза разглядывали легионеров.
– Дашь монетку? – выкрикнул самый бойкий из них, обращаясь ко всем сразу. Этот крик был подобен первой капле дождя. Еще миг, и уличные мальчишки бросились вперед, крича и протягивая руки к проходившим мимо солдатам.
– У тебя есть хлеб, господин?
– Монетку, господин, дай монетку!
– Хочешь мою сестру, господин? Она красивая!
Интерес проявили лишь немногие. Привыкшие к строгому взгляду Тулла, легионеры шагали дальше, на ходу отвечая мальчишкам.
– Да у меня самого двух монет не найдется, – услышал Тулл голос Пизона.
– Зачем мне тратить деньги на сопляков вроде тебя? – ответил другой солдат.
– Твою сестру? – спросил третий. – Если она похожа на тебя, то у нее наверняка перепонки между пальцами!
Сыпля грязными ругательствами – правда, тихо; они прекрасно знали, что такое пинок солдатской ноги, обутой в сандалию, – мальчишки постепенно разбрелись по домам. Увы, вскоре на когорту обрушилась новая волна зазывал. Тулл вздохнул и снова приготовил жезл.
– Свежий хлеб, только что из печи! Кому хлеба?
– Чашу вина храбрым воинам, кто желает? Продаю только хорошее вино!
– Смотрите сюда, сильные красивые парни! У одного из вас наверняка найдется время для короткого перепихона стоя! За три сестерция я даже позволю поцеловать меня!
Шлюха, которая сделала это предложение, не была такой потасканной, как большинство местных. Тулл почувствовал, как, проходя мимо нее, легионеры замедлили шаг. Покинув строй, он решительно приблизился к ней.
– У них сейчас другие дела. Ступай прочь!
Шлюха осклабилась и, оттянув ворот грязного платья, выставила напоказ свои все еще упругие груди.
– У такого видного центуриона, как ты, должны быть денежки, чтобы пощупать такую красоту, а может, и на кое-что другое!
– Убирайся! – Тулл мысленно оценил ее бюст, но все равно приготовил свой жезл.
Обиженно надув губы, девица удалилась к двери своей хижины, откуда продолжила зазывать к себе солдат.
Тулл не стал ее наказывать. Фенестела, шагавший в десятой шеренге, и шедший сзади тессерарий проследят, чтобы никто из солдат не покинул строй. Впрочем, если б не другие офицеры, он не удивился бы, что кто-то из его солдат попытался «перепихнуться по-быстрому». Так поступали солдаты других центурий за спиной у своих центурионов. Во всяком случае, по вечерам возле костра многие похвалялись именно этим.