Орлята
Шрифт:
— Всё запомнил, — ответил оживившийся Азис.
Мальчишку точно подменили. Снова блестели раскосые черные глаза. Даже щеки его порозовели. Он забыл о больной ноге, да она, не стиснутая больше ботинком и тепло укутанная, и в самом деле меньше болела. Ему доверили настоящую военную тайну!
Азис смотрел восторженными глазами на друга, которому даже взрослые доверяют военные секреты, и спросил:
— А если самый главный генерал не поверит, спросит, кто мне это все рассказал?
— Что ж, — задумчиво ответил мальчик, — так и скажи: Коля Подрядов, партизанский разведчик, сын коммуниста, погибший за Советскую Родину...
Сумерки спустились. Коля стал в воронке
Перед ним лежало вчерашнее поле, окаймленное с двух сторон бегающими огоньками. По знакомым с ночи огненным пунктирам он определил передний край. Первые красноармейские окопы, судя по вспышкам выстрелов, были метрах в двухстах.
Подождали еще немного, пока не стемнело совсем. Первым вылез из воронки Коля. Он распластался на земле и помог Азису. Они поползли. Коля все время оглядывался на спутника. Тот отталкивался одной ногой, осторожно волоча за собой другую. Стоило больших усилий передвигать будто связанные и переставшие слушаться руки и ноги. Казалось, что ползут уже целый час, а огоньки нисколько не приближаются. И все же мальчики двигались. Огоньки притягивали к себе, подбадривали.
Впереди, обдав их горячей волной и осыпав комками грязи, ухнул взрыв. Ослепленный вспышкой, Азис несколько минут боялся открыть глаза. Он успокоился, увидев впереди себя Колю, и стал ждать, пока тот двинется вперед, чтобы ползти за ним. Но Коля, видно, чего-то выжидал.
Прошла минута-другая, а Коля все лежал. Азис подполз к нему вплотную и слегка толкнул локтем. Коля не повернул головы, не издал ни одного звука.
Азис стал тормошить товарища, ощупывать его голову, спину, руки. Нигде не было следов крови. Он перевернул Колю на спину, приложил ухо к груди и услышал биение сердца. Жив! Что же с ним? Почему он молчит?
Азис почувствовал, как холод пополз по его мокрой от пота спине. Больно сжалось горло. Глазам стало горячо под отяжелевшими сухими веками. Он пересилил себя, с трудом навалил Колю на спину и потащил.
Мальчик думал, что не сможет двигаться с таким грузом, но оказалось, что Коля не такой тяжелый. Только очень трудно стало дышать: ноша прижимала к земле.
Потом Азис как-то приспособился. Он уже не смотрел на мелькавшие впереди вспышки выстрелов, ни на что не смотрел и ничего не видел. Все его внимание, все силы были сосредоточены на одном: двигаться, двигаться к цели, к жизни...
Сколько так продолжалось, он не знал, потому что действовал в полузабытьи. Потом неожиданно все переменилось.. Пропали вспышки выстрелов, все пропало, и остался перед его глазами из всего большого мира лишь какой-то один маленький кустик с увядшими желтыми цветочками. Цветочки били видны, как в яркий солнечный день, если лечь на землю и смотреть против солнца. Сверкала и четко вырисовывалась каждая веточка, каждый крошечный, нежный лепесток. Он догадался быстро сбросить со спины Колю. Потом долго, бесконечно долго лежал и смотрел на увядший кустик, боясь закрыть глаза, чтобы и он не исчез, как исчезло из мира все остальное.
Мертвый свет висевшей на парашютике ракеты словно выжимал остатки его сил. В ноге опять возникла острая боль. Кружилась голова. Мучительно ныло под ложечкой.
Азис понял, что у него уже не хватит сил снова взвалить на спину своего друга, что больше он не сможет сделать ни шагу в сторону перебегавших на переднем крае светлячков.
Не дожидаясь, пока погаснет висевшая в воздухе ракета, он приподнялся на руках, и над притихшим, ярко освещенным полем раздался отчаянный
— — Товарищи! Родненькие!
Морские пехотинцы-разведчики вытащили полуживых ребят из-под огня. Важное донесение было доставлено в срок.
Ю. Принцев
СЕКРЕТНЫЙ ПАКЕТ
Юному герою островского подполья — Шурику Козловскому посвящается этот рассказ
Шурик сидел на днище опрокинутой лодки и глядел на реку. Осенние затяжные дожди размыли глинистые берега, и вода была желтой, с пенящимися водоворотиками, в которых кружились щепки и сбитые ветром листья. Река называлась Великой. Еще каких-нибудь пять, шесть лет тому назад Шурику не пришло бы в голову, что ее можно назвать иначе. Река казалась огромной, как море! Вместе с другими мальчишками он плескался у берега, и даже самые отчаянные из них не решались отплыть подальше, туда, где били со дна холодные бурливые ключи. Шурик до сих пор помнит, как впервые, на спор, поплыл на тот берег и каким далеким казался он ему даже с середины реки. Помнит, как бешено заколотилось сердце, когда ледяная струя завертела его на месте и потянула на дно. Шурик нырнул, выбрался на свободное течение и, доплыв до берега, долго лежал на горячем песке. Отдышавшись, выжал трусы и поплелся через весь город к подвесному мосту. Плыть обратно он тогда не решился.
Потом отец доверил ему лодку, и Шурик рыбачил далеко у зеленых омутов, где водились тяжелые, пахнущие тиной щуки. И тогда еще река казалась ему огромной и таинственной! Переход в шестой класс Шурик ознаменовал прыжком в воду с подвесного моста. И не каким-нибудь там «солдатиком», а самой настоящей «ласточкой»! Река была покорена и превратилась в такое же привычное место ребячьих игр, как заросший орешником овраг и поляна, где гоняли в футбол.
Теперь река опять стала чужой и опасной! На мосту, стуча по железу тяжелыми сапогами с короткими голенищами, прохаживались немецкие часовые. Заметив чью-нибудь спущенную на воду лодку, они дырявили ее очередью из автоматов. Ловить рыбу разрешалось только с берега. Река опустела, и в самые жаркие дни не слышно было шумного плеска воды и веселого гомона ребячьих голосов. Иногда»только спустится к мосткам женщина с узелком мокрого белья и, торопливо прополоскав его, спешит подальше от берега. За рекой начинался лес, за которым проходила линия фронта. Может быть, поэтому так тщательно охраняли ее фашисты.
Шурик глядел на синеющий за рекой лес и думал о том, что через несколько часов он уже должен быть в самой его гуще и по болотам и бездорожью пробираться к линии фронта. Покусывая горькую травинку, он вглядывался в знакомые очертания правого берега, выбирая место, где лучше пристать лодке. Может быть, за обгоревшим зданием школы? Река там поворачивает, и за стеной школы часовые с моста не увидят лодку.
Школа загорелась первого сентября. Шурик усмехнулся, вспомнив, как прыгали из окон школы, превращенной в казарму, фашисты в нижнем белье. Долго потом бесновался начальник островского гестапо, но виновных не нашли. Пожар возник «случайно»!
Несколькими днями раньше ребята собрались, как обычно, на сеновале в доме у Шурика. Он жил на левом берегу, в деревне Ногино, и собираться здесь было безопаснее, чем в городе.
— Через три дня первое сентября! — сказала пионервожатая Клава Назарова. — А в школе фрицы! Что будем делать?
— Жечь! — сказал, будто отрубил, Коля Михайлов — маленький, худенький подросток.
— Жечь-то жечь... — задумалась Клава. — Но как? Если узнают про поджог, начнут хватать всех без разбора! С умом жечь надо!