Орнитоптера Ротшильда
Шрифт:
Что такое глубина амазонского леса? Это прежде всего духота, ощущение недостатка воздуха из-за парной атмосферы перегретой солнцем оранжереи, это запах разлагающейся листвы, опавших цветочных лепестков, иногда вонючий и дурманный, это корни деревьев, крепостными контрфорсами уходящие ввысь, иногда голые, бледно-серые, иногда поросшие мхом и особыми мелкими папоротничками, это редкая трава или почти полное отсутствие зелени, когда по ковру опавшей листвы торчат странных форм белые и розово-красные грибы, подчас точь-в-точь похожие на заурядные английские поганки. Жизнь здесь сосредоточена в верхних ярусах леса, и потому я даже избегал заходить сюда. В таком лесу есть что-то опасно-гнетущее. Совсем не то ощущение у реки, особенно в местах, где песчаные белые косы тянутся на целые мили, и в отлив или в сухой период тут кипит самая разнообразная жизнь. На отмелях и в воде стоят цапли, гигантские аисты-ябиру, бегают разноцветные кулички, сидят на корягах птицы-змеешейки и ножеклювы. Из воды нередко выставляется бревновидное туловище черного каймана, а в заводях, сплошь заросших сковородками виктории и других водяных растений, плещутся и хрюкают гигантские рыбы арапаимы [46] . Арапаима всегда встречается на мелких местах и в заводях. Это странная и даже страшноватая рыба. Индейцы говорили мне, что она может глотать детей.
46
Одна из самых крупных пресноводных рыб, обладающая свойством двоякодышащих.
Ловить бабочек на плесах, на грязи и мокром песке одно удовольствие. Они слетаются сюда тучами, даже какими-то сверкающими облаками. Особенно резко-яркие округлокрылые геликониды. От них идет кислый отвратительный клопиный запах. И, похоже, этих бабочек никто не преследует. Один раз взяв геликониду через сачок, долго не можешь отделаться от ее запаха. Кажется, пахнут не только пальцы, но и рампетка, и вся одежда. От сидящей где-нибудь на стволе геликониды пахнет на расстоянии до десяти футов (три метра). И все-таки я ловил их, привлеченный контрастирующей окраской из сочетаний черного, красного и палевого, хотя были геликониды и оранжевые с черным. Формой крыльев эти бабочки несколько напоминают искусственные поделки наших ювелиров, которые в спросе у деревенских модниц, есть в геликонидах, в их легком полете, и что-то от стрекоз или поденок. Защищенные своим запахом бабочки эти не пугливы, и поймать их не составляет труда. Махнув сачком, я часто захватывал по три-четыре экземпляра. То-то запах! Но настоящий натуралист-собиратель не должен быть брезглив. Ведь часто насекомых, в том числе и великолепных жуков-навозников, афодиев, рогачей и хрущей, — находишь на помете животных, и на этот же помет спускаются подчас изумительные парусники и морфо.
На отмелях Амазонки или ее притоков я мог ловить бабочек хоть целый день, но обычно занятие это прерывала гроза, надвигающаяся после полудня. К полудню зной и духота на реке достигали предела. Все словно бы раскисало в ней вплоть до твоей рубашки и шляпы. У реки дышалось отнюдь не легче и донимали комары. Гроза же накатывалась и разверзалась мгновенно, от нее мало спасал зонтик, которым я укрывался. Ливень всегда был дикий, и перед ним все бабочки куда-то исчезали. После грозы на недолгое время приходила относительная прохлада, и я частенько купался, не заплывая далеко и избегая слишком тихих заросших заводей. В заводях водятся кайманы. Эти крокодилы считаются не опасными для человека, но все равно не хочется купаться, когда знаешь, что поблизости в воде лежит кайман. Вообще, купаясь в Амазонке, надо быть осмотрительным. Река очень глубока, местами течение крутит опасные водовороты. В заводях и на мелководье можно получить удар током от электрического угря, а бродя по воде, наступить на ядовитого хвостокола. Рыбы-пираньи, о которых я много слышал, не доставляли мне, правда, никаких хлопот, и я не видел кого-нибудь, укушенного ими. Самих пираний я ловил и могу сказать, что вид у этой рыбешки свирепый, а зубы способны перекусить небольшую палку.
Занимаясь ловлей бабочек на отмелях, я заметил интересное явление: целый ряд бабочек разных родов имеет форму крыльев и окраску «под геликонид». Есть такие данаиды, пьериды-белянкн, например, Лентофобия Памела, и даже парусники. Очень похож на крупную геликониду и парусник. К примеру, Папилио Асколинус, из других видов, явно подделывающихся под несъедобных бабочек, будут Папилио Загреус и Папилио Бахус. Эти парусники не имеют хвостов, их крылья оранжевого тона покрыты коричневым узором под геликониду, и отличаются они лишь несколько большей величиной и, конечно, отсутствием запаха.
Прожив в Бразилии более десяти лет, я собрал огромную коллекцию амазонских бабочек дневных и ночных. Но должен признаться, что когда я сравнивал свое собрание с коллекциями Индо-Малайской фауны Рассела, азиатские парусники и орнитоптеры превосходили американских. Самые крупные бабочки Южной Америки морфо и калиго уступали в величине и потрясающей изощренности «оперения» орнитоптер. Но там, в коллекциях Рассела, было все определенно: парусники — это парусники, нимфалиды — нимфалиды. В моей коллекции бабочки путались. Парусники, как я уже писал, были похожи на данаид и геликонид, геликониды на парусников. Было много нимфалид с одиночными, двойными и даже тройными «хвостами». Поймав такую бабочку, я часто гадал: не новый ли вид парусника в моем сачке? Мне так хотелось открыть побольше новых видов фрачников, но из-за этого пережил не одно разочарование. К примеру, поймав как-то коричневую бабочку с белыми продольными полосами на верхних и нижних крыльях, я на сто процентов был убежден — это новый вид папилио. Каково же было разочарование, когда своего «нового» парусника я нашел в определителе среди нимфалид, им была Марпезия Орзилохус, бабочка, чаще встречающаяся в Венесуэле.
Надолго запомнилась мне еще и ловля на Амазонке прекрасных и, может быть, красивейших среди чешуекрылых бабочек-ураний. Урании, как известно, не относятся к дневным булавоусым. Это бабочки из особого семейства ночниц, но летающих д «ем, а также и ночами. Распространены они только в тропиках. Форма крыльев и внешний вид их удивительно напоминает парусников. К тому же, садясь, они не складывают крылья домиком, «крышей», как настоящие ночные бабочки. Скажем так: урании — это «ночные» парусники. Большинство видов их имеют на задних крыльях хвосты или даже несколько «хвостиков». Окраска ураний блещет золотом по черному фону. Они расписаны будто очень тонкой кистью, косыми линиями^ причем, Великий Художник, проводя эти линии, всякий раз обмакивал свою кисть то в золото, то в бронзу, то в серебро. Мне запомнился перелет этих бабочек в северном направлении через реку. Урании летели стаями, лишь на секунды присаживаясь пить на влажный песок, но не смешиваясь с кишевшими тут желтыми, цвета серы, голубыми и коричневыми бабочками других видов. Это была одна из самых красивых — Урания Лейлус. По виду совершенный ласточкохвост, фрачник, черный с золотисто-бронзовой росписью, как у европейского парусника подалирия, а длинные черные «хвосты» были еще оторочены белым.
Самые красивые представители семейства ураний живут на Мадагаскаре. Их я видел в коллекции Рассела [47] . Они похожи на Уранию Лейлус, но крупнее, ярче и окрашены по нижним крыльям в золотые и серебряные тона по черному фону.
Мои коллекции бабочек с Амазонки пополнялись, однако, менее быстро, чем коллекции жуков. Жуков здесь было множество от крохотных перистокрылок до гигантов в пять дюймов. Особенно много попадалось ярко окрашенных и богато скульптурных рогачей, навозников и златок. Жуки, личинки которых питаются древесиной, преобладали. Почти на каждом поваленном дереве я находил при внимательном его обследовании богатые сборы. Жуки прекрасно мимикрируют, прячутся в поросли ползучих папоротников, присасывающихся к таким стволам, маскируются среди мелких орхидей и бромелей. Вначале я не умел так ловко находить жуков, как делают это индейцы, но постепенно научился. Жуков на поваленных деревьях нужно искать и с осторожностью. Из-под ствола всегда может ужалить прячущаяся там ядовитая змея, паук-хищник или сколопендра.
47
Имеется в виду, по-видимому, Урания Рифеус.
А парусников к концу моего пребывания на великой реке я научился добывать и на приманки из полураздавленных загнивших бананов особого сорта, издающего аромат наподобие дешевых сортов одеколона. Сам я этот запах выносить был не в состоянии, по-моему, он тошнотворен, но бабочкам, и особенно фрачникам, этот сорт закуски (или выпивки?) нравился необычайно. Особенно большие уловы бабочек семейства папилио я делал в верховьях Амазонки, куда проникали виды уже горные и вообще не встречающиеся в среднем течении, например, великолепный черный парусник Папилио Аристеус с двумя слово бы языками пламени на верхних крыльях. Здесь попадался не менее крупный и еще более прекрасный Папилио Клеотас, очень маленький, но прелестно расписанный черным, белым и красным Папилио Агавус, красивый Папилио Асканиус и множество других иногда весьма удивительно, иногда даже очень скромно окрашенных парусников. Я заметил также, что больше всего бабочек на Амазонке встречается в сухой сезон, то есть когда дожди перепадают не часто, а раз в 3–4 дня. И бабочки благоденствуют. Это их время. Их видишь всюду, мелькающие цветные лоскуточки — самое заметное на опушках леса и у реки. Сухой сезон здесь никогда не бывает засушливым. За все время на Амазонке я не помню, чтоб более двух недель держалась погода без дождя. Неделя и то редкость. Зато в сезоны дождей (на Амазонке их два!) вода льется с небес, наводя на мысль о потопе, и тогда наступает райское время для рыб и земноводных, а насекомые заметны реже. Но и во время периодов дождя всегда бывают перерывы, которые я торопился использовать для своей охоты и находил в это время бабочек, которые несвойственны сухому сезону. Скажу в завершение — дельному натуралисту на Амазонке некогда скучать. Он всегда занят, и находки его безграничны.
Тейнопалпус и Бутанитис
— Ты знаешь, Генри, кого я жду сегодня к обеду? — прямо с порога, приветствуя меня, объявил Рассел. При этом он так радостно улыбался, что я не мог не сказать себе, до чего этот человек, уже переваливший за семьдесят, мог сохранить в себе совершенно детскую способность к удивлению и неподдельной радости. — Я пригласил господина Свенсона, который совсем недавно вернулся из путешествия в Гималаи! Представляешь, Генри, он был в Непале, в Бутане, Ассаме и в Индии! Был в Пенджабе у гуркхов, шерпов и сикхов. Он вернулся живым и здоровым и привез замечательные коллекции из этих таинственных районов! Мне сообщил об этом мистер Стивен, хранитель энтомологического отдела Британского музея. Он говорил, коллекции поразительные! Свенсон демонстрировал их во время своей лекции в Королевском обществе.
— Ах, Генри, — продолжал мой друг. — Ты просто не представляешь, как хотел я в молодости попасть в Гималаи и в этот удивительный Тибет. Но… К сожалению. Ты помнишь нашу бедность. Наши жалкие сбережения. Ведь даже поездка на Амазонку представляется сейчас чистым авантюризмом. А в Гималаи… Тогда?..
— Не этот ли Свенсон — автор очень дельной работы по горным дневным бабочкам Палеарктики?
— Тебя ничем не удивишь, Генри. Именно он!
— Тогда это интересно вдвойне. Он ведь ездил в Россию, был на Алтае, Тянь-Шане и Памире. Кажется, забирался и в Тибет.