Ороро
Шрифт:
– Не люблю я медитации, но сестра наказала не отлынивать, – уныло сказал Ороро, и Ингрэм приятно удивился тому, что он следовал заветам сестры, хоть ее рядом не было, чтобы за этим проследить.
Хлопот с ним и хозяйством было много, вдобавок нужно было заниматься заказами. Маленькие амулеты и фигуры Ингрэм вырезал быстро, как, например, оберег для сына Хорея на день его благословения, а вот над заказами крупнее предстояло много работы. Со станками для вырезания по камню и дереву дело пошло бы куда быстрее, но они, к огорчению Ингрэма, были наполовину разобраны, и некоторых деталей не хватало.
Станки эти привез Гет много лет назад, когда приехал на свои первые каникулы. На Востоке он встретил друзей, столь же талантливых и умных. Вместе они совершенствовали
Сегодня они с Ороро снова пришли в деревню. Ороро остался у Мэриэль, пока Ингрэм искал нужные детали для станков – занятые на работе соседи часто оставляли своих детей играть в просторном дворе позади ее таверны. Ороро поначалу возмутился и захотел пойти с ним, но Ингрэм настоял на своем, полагая, что детям нужно хотя бы изредка бывать в обществе ровесников, играть с ними, спорить и мириться – в общем, учиться уживаться с другими.
Ингрэм обошел деревню, расспрашивая кузнецов и торговцев, но безуспешно. Вздыхая, он попросил о помощи старого знакомого, который собирался на Восток. Ингрэм подробно расписал, как связаться с Мики Полуки, учившейся с его братом, – она могла подсобить с нужными деталями. Возможно, также она знала, что случилось с Гетом…
Оостэ кивнул, делая пометки в своей книжице. Они с женой были торговцами, странствующими из одной страны в другую через постоянные Двери, расположенные на главных площадях Великих городов. Двери эти стояли, казалось, вечность – мир забыл те времена, когда этих Дверей еще не было.
Попрощавшись с ним, Ингрэм поспешил за Ороро. Впереди предстояло много дел, и главное – найти дверь тэйверенку и отправить его в Нижний мир.
***
Дни ринулись сплошным потоком, не оставляя времени на горести и неприятные мысли – слишком много было хлопот. Ороро часто ходил с Ингрэмом в деревню и знал теперь о людской культуре больше, чем мог прежде представить. Например, узнал, что у людишек не было единой религии: Мэриэль таскала угощения старому дереву в поле в ночь полной Зельды, Юки же, застав Ороро в таверне за ее книгой про древних богов, заявила, что Мэриэль не должна учить ребенка лже-религии, и что правильная религия одна – людей Востока, та же самая, что у шэйеров о круговороте душ.
– Хм, – изрекла она. – У тебя черные глаза, Ороро, твоя душа в прошлой жизни жила в теле тэйвера.
«Она и сейчас там живет», – подумал Ороро, с интересом слушая заспоривших женщин.
Он узнал, что в самый жаркий день лета (на самом деле жарких дней было много, и Ороро не взялся бы утверждать, был тот день жарче или нет) после того, как заканчивалась уборка сена, начинался праздник с играми, песнями, танцами, и люди были непривычно нарядные и даже красивые.
Веселье началось с раннего утра, и когда Ороро и Ингрэм добрались до деревни, шло уже полным ходом. Главная улица пуще прежнего была заставлена прилавками с разнообразной снедью и вещицами, разукрашена лентами и яркими тканями. Приехали жители соседних деревень, и такую огромную толпу людишек Ороро увидел впервые в жизни. Он успел немного испугаться, прежде чем Ингрэм взял его за руку и негромко сказал, что они могут уйти в любой момент. После этих возмутительных слов Ороро расслабился, расправил плечи, отдернул руку и заявил, что намерен как следует повеселиться. Праздник захватил его, и, даже вымотавшись к вечеру до предела, он упрямился и уговаривал Ингрэма остаться еще чуть-чуть, тоже спеть, ну пожалуйста! и Ингрэм пел, и уже не ожидавший этого Ороро таращился на него и не мог наслушаться, а раскрасневшаяся Мэриэль размахивала кружкой хмельного напитка и хохотала, что он о папке своем ничего не знает. Ингрэм и танцевать умел и показал, как надо, и развеселился даже и заулыбался по-настоящему, и тоже неожиданно стал красивым и совсем не старым.
После заката люди зажгли костры вдоль реки и пели песни до самых петухов. Ороро выбился из сил, поддерживая оборот, и Ингрэм на руках понес его домой. Ороро чуть не плакал от досады – уж очень хотелось послушать еще песен! У опушки на границе леса Ингрэм остановился. Ороро вернул свой облик и едва не упал в обморок. Его стошнило съеденными пирожными, было до слез обидно. Задумчивый Ингрэм расстелил на земле свою легкую накидку и устроился на ней, оставив свободное местечко. Приведя себя в порядок, Ороро плюхнулся рядом. Отсюда слышались песни и виднелись у деревни и у реки танцующие огни.
Ороро не помнил, как заснул и попал домой. Это было в первый раз, когда он ни разу за весь день не подумал о поиске Двери и Нижнем мире и, поняв это следующим утром, вдруг испугался непонятно чего.
Он узнал, что в человеческом народе понятие «семьи» обладало более широким значением и включало в себя не только кровных родственников, но и друзей. Если так, мрачно думал Ороро, то у Ингрэма вся деревня – одна большая семья. Он был человеком толковым, не бросался словами почем зря и мог бы с легкостью прийти в деревню жить, и людишки были бы этому только рады. Но Ингрэм не хотел. А Ороро с вопросами не лез – а ну как передумает, кто же потом ему Дверь будет искать?
Дверь искать шли привычно по вечерам. Ингрэм определял с крыльца, есть сегодня Дверь в лесу или нет. Чаще всего вечер был насмарку, и Ингрэм опускал дрожавшие от усталости руки и утешающе ерошил Ороро волосы.
А еще он заваливал тэйверенка работой.
«Ух, Дверь, ты только появись! Я тут же в тебя прыгну, чтоб ноги моей здесь больше не было!» – сердито думал Ороро. Он узнал от деревенских ребят, что прибираться в доме и трудиться в огороде – это скучная и грязная работа, и теперь праведно негодовал. Раньше он и помыслить не мог, что ему придется заниматься такими недостойными делами! На это были слуги!
«Дай попробовать, дай мне, я хочу попробовать!» – канючил он, напрочь позабыв о своих обидах, когда Ингрэм делал что-то интересное. Что-то интересное он делал постоянно, а ничего не делал лишь когда ел, читал свои бумажные вестники и спал.
Он брал Ороро с собой в деревню через раз, и Ороро не понимал уже, ждет эти деньки или нет. С одной стороны такие походы заканчивались одинаково – он оборачивался назад тэйвером и с трудом удерживал обед в желудке, а потом остаток дня пытался утолить голод. С другой – встречал таких же детей, как он сам. Поначалу было странно и дико – общаться с ними, как с равными, чтобы они чего не заподозрили, но чувство это быстро прошло, и Ороро с нетерпением дожидался новых встреч и игр, хотя если бы ему предложили провести время с Ингрэмом, выбрал бы это, ведь Ингрэм был совсем не то же самое, что все остальные. Он был… как наставник, наверное? Хотя Ороро было сложно представить, чтобы наставник отбирал ему лучшие кусочки еды, таскал его на спине и возмутительно-непочтительно ерошил волосы, что Ороро втайне очень нравилось.
Порой Ороро с грустью вспоминал, как им, тэйверятам, не разрешалось бесноваться – всю энергию, по словам наставников, они должны были сосредоточить на обучении, узнавать и запоминать как можно больше, пока в силу физических особенностей их организм находится в стадии стремительного развития. Здесь же, в человеческой деревеньке, в такой глухомани, что вести из столицы добирались лишь через несколько месяцев, жизнь и порядки были совсем иными. Человеческие дети терпеть не могли школу, они даже – страшно подумать! – прогуливали уроки, и их наставники вместо того, чтобы наказать их, докладывали об этом родителям, и уже те задавали трепку, после которой несчастный провинившийся едва ходил!