Орудия Ночи. Жестокие игры богов
Шрифт:
– Вы меня совсем не слушаете!
– Что ты там такое сказала? Я же не слушаю ничего.
– Да обратите же на меня внимание!
– Зачем? Ничего нового я не услышу.
– Совершенный, вы что-то замышляете. Проклятье! Что происходит?
– Как зовут твоего сына?
– Что? – удивилась сбитая с толку Сочия. – Люмьер. Зачем вы задаете мне такой глупый вопрос?
– Кто мать Люмьера?
– Я. Совершенный, куда вы клоните?
– Как тебе понравилась сестра Клэр? Мать Реймона?
Эти слова подлили масла
– Реймон рассказывал тебе, каково это – иметь такую мать? – не унимался Свечка.
– Да, – отозвалась девушка и разразилась еще одной гневной тирадой; правда, голос у нее дрожал и смолкла она довольно быстро.
Сочия понимала: ее заманивают в мышеловку.
– Где Люмьер?
Мышеловка готова была захлопнуться.
– Точно не знаю, – нахмурившись, отозвалась графиня. – С няньками.
– Несомненно. Но вот тебе еще один вопрос – важный. Подумай хорошенько, прежде чем ответить. Не отделывайся отговорками.
– Валяйте.
– Почему Люмьер не со своей матерью? Почему его мать не знает, где ее сын? – И когда Сочия уже готова была взорваться: – Почему Реймон так сильно ненавидит свою мать?
Брат Свечка не рассчитывал, что ему удастся сотворить чудо. Характер Сочии складывался годами. Свежее воспоминание о сестре Клэр помогло, но не слишком.
Свечка обладал определенным статусом, к его мнению прислушивались, и поэтому Сочия сделала над собой усилие. Но даже когда ею двигали благие намерения, она не могла стать безупречной матерью для следующего графа Антье.
У нее гораздо лучше получилось подготовить эскорт для путешествия в Каурен.
– Никогда не прощу вам эти сравнения с матерью Реймона, – проворчала Сочия. – Ужасно.
– Понимаю, девочка моя. Ты – та, кто ты есть, но следует приложить усилия. Ради Люмьера.
– Совершенный, если бы существовал хоть какой-нибудь способ…
– Быть может, если бы у тебя у самой были в детстве мать и отец…
– Прекратите. Я не могу быть матерью в традиционном смысле слова. Мне больно это осознавать. Но я буду стараться изо всех сил.
– Это все, чего я прошу. Мать Реймона не старалась вовсе.
Графиня принялась гневно сокрушаться о собственных недостатках.
– Девочка моя, тебе всего-то и надо показать ребенку, что он для тебя что-то значит и ты готова ради него сделать усилие. Что бы ты ни чувствовала, помни: ты не одна, у тебя есть Реймон. Пусть муж напоминает тебе: встречаются добрые люди, у которых были дурные матери, но мало найдется дурных людей с добрыми матерями.
– Ну вот вы опять за свое. Что бы я ни делала, мне не выкрутиться.
– Все выдумываешь и выдумываешь.
Через шестнадцать дней после разговора с братом Свечкой в Антье вернулся Бернардин Амбершель. Его принесли трое израненных воинов, но самыми серьезными были раны самого Амбершеля.
Сначала до брата Свечки дошли слухи: приключилась какая-то беда. Монах поспешил в резиденцию Гаритов.
Вокруг замка уже шныряли подозрительные типы – судя по виду, члены Конгрегации.
– А вот и вы! – прорычала Сочия, когда, как ему и было велено, брат Свечка явился в зал для аудиенций в замке графа Реймона.
Его глазам предстало любопытное сборище: кроме обычных официальных лиц, которые и должны были явиться в столь серьезной ситуации, собрались также представители религиозных меньшинств и именитые купцы и ремесленники. Рядом с графиней стояла весьма мрачная Кедла Ришо. Она поманила Свечку.
Сочия как раз говорила что-то Альфесу Мачину, самому зажиточному местному виноделу, но тут повернулась к монаху:
– Реймон потерпел фиаско.
– Его заманили в ловушку?
– Нет, но с тем же успехом могли и заманить. Мой дурачок забыл, что Безмятежный был одним из сильнейших волшебников в коллегии, пока не купил себе место патриарха. Граф не стал его убивать, а попытался захватить в плен. Безмятежный этим воспользовался и сдерживать себя не стал.
Старик не нашелся с ответом.
– Бернардин говорит, шайку Безмятежного перебили, сам Безмятежный ранен, но сбежал. Те из наших воинов, кто уцелел, уже не в состоянии были его преследовать.
– А что с Анселином?
– Его там не было. Ага, начинается веселье!
В зал вошел разряженный епископ ля Вель в сопровождении священников. Ля Вель направился прямо к Сочии, расталкивая всех на пути. Никакого почтения графине он не выказал, наверняка считая ее «просто женщиной».
С другой стороны, брат Свечка не углядел в его поведении той невообразимой надменности, которой отличались предшественники епископа.
Ля Вель что-то объявил.
– Кедла, пора, – скомандовала Сочия.
И Кедла огрела епископа по затылку рукоятью топора. На священников из его свиты мигом нацелились мечи, копья и арбалеты.
– Посадить их в темницу, – велела Сочия. – Потом с ними разберусь. А выползет на свет божий какая-нибудь гадина из Конгрегации – хватайте ее.
– Уже иду, – отозвалась Кедла и снова ткнула ошалевшего епископа рукоятью топора.
После ее ухода ушли и многие из подданных графа Реймона.
Брат Свечка открыл было рот.
– Погодите минутку, – попросила Сочия и встала с трона, предназначенного для графини Антье. – Слушайте все! Мы владеем ситуацией. Возвращайтесь к своим делам. О недопустимом поведении сразу же сообщайте. Быть может, Реймона больше нет, но это ничего не меняет. Антье останется таким, каким его сделал граф Реймон Гарит.