Оружейник-3
Шрифт:
На этот раз мой голос не просто наполнил стальное чрево «302-го». Он будто разряд дефибриллятора запустил, реанимировал жизнь внутри него. Со всех сторон послышались шорохи, стоны, вздохи, царапанье по металлу и жалкие намеки на человеческие голоса. Один из них был явно женский. Лиза! Я понял, что девушка жива и явно нуждается в помощи. В моей помощи! Тогда спрашивается, какого дьявола я тут валяюсь словно кусок никчемного бесполезного дерьма?
Напрягшись, собрав в кулак все свои силы, я попробовал совладать с навалившейся тяжестью. Очевидно последние несколько
Извиваясь с грацией контуженой змеи, я кое-как смог высвободить левую руку. Сразу почувствовалась боль. Ах да, пальцы! Этот мудак Леший переломал мне их одним ударом. А, собственно говоря, почему мудак? Я ведь сам ему приказал. Не подумал, блин… Вот и получите, товарищ полковник. А ведь так мог нахрен и вообще начисто отрубить. Или все-таки отрубил? Не скажу, что это был страх, просто какое-то отстраненное беспокойство, и пришло оно, когда я понял, что вся ладонь липнет от теплой, еще не свернувшейся крови. Я точно знал, что это кровь. Навидался на своем веку.
Однако мое собственное, персональное физическое состояние сейчас было не так уж и важно. Главное — это Лиза. Скорей к ней! Помочь и поддержать!
Горящей от боли рукой, я стал стягивать с себя неподвижное тело. Сразу стало понятно, что на мужике надета разгрузка. Неужто Леший?
— Андрюха, ты… ты… — я пыхтел от натуги, пытаясь отодвинуть человека.
— У-у-у, — в ответ повторился тот самый стон, который я уже слышал прежде. Только теперь он был более громким, отчетливым, а главное получившим оттенки густого баса. Такого знакомого баса.
Голос и впрямь принадлежал Лешему, только подполковник развалился на моих ногах. А мужик, которого я так бесцеремонно двигал, был…
По металлическому настилу пола покатилась пара уцелевших шариков энергона. Наверняка выпали из складок одежды кого-то из моих, приходящих в сознание партнеров по клубу изощренных самоубийц. Именно благодаря свету голубых кристаллов я и разглядел лицо лежащего на мне человека. Это был Петрович. Изо рта его текла кровь, а остекленевшие глаза неподвижно уставились в темноту.
— Саша… Саша, ты чего? — не в силах поверить в смерть майора, я стал его трясти. Я словно старался его растолкать, разбудить, привести в чувство. После всех тех жутких смертей, которые мне довелось увидеть, умереть вот так, просто свернув шею, казалось невозможным, немыслимым.
— Отвоевался, значит… — надо мной выросла фигура в сером милицейском бушлате.
— Помоги! — я протянул к Анатолию свою дрожащую руку.
Прежде чем уделить внимание полковнику Ветрову, милиционер осторожно оттащил тело погибшего мотострелка и поудобней устроил контуженого Загребельного. Только после этого Нестеров с легкостью поставил на ноги меня. Симбионт, который поселился в его теле, продолжал исправно работать, превращая пожилого милиционера в неуязвимую машину. Неуязвимую, по крайней мере, для таких перепятий как эта.
Передвигаться в сплошном месиве мешков, ящиков, канистр и коробок, да еще в практически в полной темноте, оказалось вовсе непросто. Дело усложнялось еще и тем, что на ногах я держался едва-едва. Так что не окажись рядом Анатолия…
— Держись, — майор железной рукой схватил меня за шкирку, чем удержал от падения. — Идем. Лиза в самом дальнем углу, аккурат около люка в моторный отсек.
— Лиза! — я не удержался и позвал девушку.
— Максим! — ответила она слабым сдавленным голосом.
— Черт, ни хрена не видать! — в вязком болоте из разбросанного снаряжения мне удалось сделать всего пару робких шагов.
— Ничего, я все прекрасно вижу, — Анатолий продолжал меня поддерживать.
Видит? Мне сразу вспомнились темные, пропахшие плесенью коридоры Одинцовского убежища. Нестеров шел по ним даже без фонаря. Тогда он сказал, что знает там все как свои пять пальцев, а потому может обходиться без всякого света. Выходит, врал, сукин сын! Это гребаный симбионт подарил своему хозяину не только бычью силу, но и кошачье зрение.
Однако надобность в особых способностях милиционера отпала уже через несколько секунд. Мрак внутри БТРа прорезал бледный желтоватый луч. Защищаясь от него, я прикрыл глаза рукой. Фонарь зажег Фомин и об этом он не замедлил сообщить:
— Батарейки… У меня батарейки садятся! Нужен свет! Я ранен, мать вашу! Дайте еще света!
— Заткнись, сучий потрох, — прошипел недолюбливающий Фому милиционер. — Чего панику порешь!
— Откройте люки! — этот совет прозвучал уже явно из уст Главного. Голос ханха как и у всех остальных не отличался особенной уверенностью и крепостью, но мыслил он вполне здраво.
Я уже все равно был на ногах, а кроме того находился неподалеку от люков, поэтому и взялся за эту работу.
Фонарь Фомина действительно дышал на ладан, так что люки, а затем и приваренные к ним самопальные засовы пришлось искать практически на ощупь. Пока занимался этим делом, все думал, пересчитывал оставшихся в живых. Леший — в отключке. Нестеров — вроде в норме. Я? Ну, будем считать, почти в норме. Фомин — ранен, если, конечно, не врет. Главному и Лизе, судя по всему, досталось, но они живы. Остаются Серебрянцев и Пашка. Цирк-зоопарк, где же они? Почему молчат?
Беспокойство за судьбу старика и мальчишки подстегнуло меня словно удар хлыста. Невзирая на боль в раненной руке, я рванул мощный засов, повернул рукоять и, приложив нешуточное усилие, таки поднял крышку люка. Она открылась с трудом. Слышно было, как снаружи по броне что-то трется, как на плоскую крышу бронетранспортера падают какие-то твердые предметы.
«Куда-то мы все-таки влетели», — подумал я.
Куда именно угодил «302-ой», стало понятно как только я взглянул в проем люка. На фоне крытого гофрированным металлом потолка торчали обломанные концы не обструганных досок. Много досок, целый веер. Пакет пиломатериалов должно быть оказался очень большой. Только такой штабель и мог противостоять удару многотонной машины.