Оружие для Слепого
Шрифт:
Сиверов, обрадованный удачной покупкой, расслабленный предвкушением счастья встречи с великой музыкой, совсем забыл о том, что ждет его дома. Впрочем, настроение женщин подобно погоде в апреле, и, может быть, Ирина и ее подруга встретят его уже не с таким похоронным видом.
«Не знаю, что у них там произошло, но надеюсь, не смертельное», – успокаивал он себя.
Но его никто не встретил в прихожей. Казалось, его появления в квартире даже не заметили. Тихие голоса доносились из гостиной, брошенные в прихожей вещи лежали как попало, их никто не подумал
Слушать музыку сразу расхотелось.
– Сволочь, нет, ну какая сволочь! – донеслось до его слуха.
– Это слабо сказано, – с презрением отозвалась Быстрицкая.
Глеб, не желая мешать разговору подруг, прошел в спальню, присел возле комода, на котором стояли подставки с компактами, пристроил свои покупки.
«Боже, сколько же их у меня! Вот два новых, а прибавки даже и не заметишь».
– Кажется, Глеб пришел, – услышал он голос Клары и незаметно заглянул в гостиную.
Быстрицкая сидела, поставив локти на стол и подперев руками голову. Казалось, еще мгновение – и она затянет какую-нибудь сиротскую песню о девушке, которая пришла на кладбище и просит совета у давно умершей матери, как ей поступить: идти замуж за богатого, но нелюбимого и старого или за молодого, которого должны забрать в солдаты.
– Ну и что, – сказала она и крепко зажмурилась, словно от табачного дыма, который ест глаза.
Клара потянулась за бутылкой. Глеб слышал, как булькает коньяк, и по звуку понял, что Клара пролила его мимо рюмок.
«Да, девчонки гуляют, сурово гуляют, словно боевого товарища потеряли. Да, что-то у них стряслось серьезное…»
Глеб не страдал излишним любопытством, но в квартире было тихо, и он, не желая того, слышал все, что говорили разогретые коньяком подруги.
– Сука он! Мерзавец! Я бы ему в рожу плюнула!
– Так ты почти это и сделала.
– Я бы ему вот этой бутылкой по зубам как заехала, чтобы он, сука, своей металлокерамикой подавился!
Представляешь, козел… – Клара говорила, не подбирая выражений.
И по интонации Клары было несложно догадаться, ее достали до такой степени, что она вот-вот взорвется и начнет бить посуду. –Но этого не произошло. Клара еще налила, женщины выпили не чокаясь. И тут Глеб услышал всхлипывания – обе плакали.
– Такой проект, такой проект! – захлебываясь слезами, выкрикивала Клара. – Мать его так… Мы же с тобой, Ирка, душу отдали этому дьяволу, а он, свинья, ублюдок, нажил миллионы…
– Не на нас он их нажил, будь справедлива и к мерзавцу…
– Неважно, на ком он их нажил…, и вот так нас, как двух уличных проституток, что за полтинник дают в подворотне, прокинул! Ты представляешь, меня! Меня даже финны приглашали, я же им два проекта сделала, и в Эстонии построили дом… А тут какой-то козел… Будь он иностранец, не посмел бы, сам прокололся бы, я бы уж разглядела. Так нет же, наш, отечественной выделки… Вот ублюдок!
– И не говори, Клара. Ну все, все, не заводись, что с возу упало, то пропало!
Ирина пыталась успокоить подругу. Нервы у нее были явно крепче, чем у Клары, а может, ей не хотелось, чтобы Глеб слышал, как они тут убиваются.
– Все равно уже ничего не изменишь.
– Нет, нет, изменишь! – кричала Клара. – Я его достану!
– Деньги он уже все равно не заплатит.
«Интересно, – подумал Глеб, хрустнув суставами пальцев, – и сколько этот ублюдок должен девчонкам?»
– Ты еще не все знаешь, Клара, он же мне предложил…
– Знаю, знаю.
«Вот даже как!» – губы Глеба крепко сжались, улыбка исчезла. Лицо стало строгим и непроницаемым, на лбу образовалась складка, ноздри затрепетали, словно бы он почуял дичь и уже готов броситься на поиски.
– Он сказал, что если я такая умная и такая красивая, почему бы мне не провернуться с ним в постели, тогда и заплатит.
– Нет, Ирина, этого нельзя делать ни в коем случае!
– За кого ты меня держишь? Думаешь я уже собралась нырнуть к нему под одеяло? Размечтался! Меня от него тошнит, от него блевотиной воняет, хоть он и пользуется дорогим одеколоном и ворот его рубашки чистый. Но как вспомню перхоть на его пиджаке, так это хуже слабительного, это.., это…
– Как хлорка на унитазе в пионерлагере, – подсказала Клара.
– Именно.
Глебу хоть и было интересно слушать изречения Ирины и Клары, но ему стало неудобно. Мало ли до чего договорятся пьяные женщины, какие еще откровения он услышит. Ведь могут начать обсуждать не какого-то там бизнесмена-заказчика, а его, Сиверова…
«Нет, ну вас!» – немного брезгливо, как обычно о подвыпивших говорят трезвые, подумал Глеб.
Он понимал, что сейчас не самый лучший момент, чтобы насладиться музыкой, но выбора у него не было: или пьяная болтовня, или великий Вагнер. Естественно, предпочтение он отдал Вагнеру.
Глеб сунул компакт в музыкальный центр, уселся в кресло, надел наушники и погрузился в музыку – так, как человек погружается в воду, смывая с себя усталость тяжелого дня.
Он не слышал, как ушла Клара, но по музыке ориентировался, что прошло минут сорок, когда Ирина появилась в дверях комнаты и как-то странно на него взглянула. Ее взгляд был грустный, и Глебу даже показалось, пустой, как выпитый стакан.
– Музыку слушаешь? – сухо спросила она, словно это было преступлением, вроде как в присутствии голодных детей пожирать конфеты.
Глеб кивнул, хотя мог этого и не делать. На зеленом экране музыкального центра плясали ярко-зеленые столбики частотных диапазонов.
– Ну, слушай, а я буду плакать.
Глеб понял, что говорит Ирина, по движению губ.
Он снял наушники, лениво нажал клавишу паузы, остановил музыку.
«Именно с этого места я его дослушаю», – решил он, зная, что впереди еще полчаса прекрасной музыки, может быть даже самой соблазнительной.
Ирина бросилась на кровать, и ее плечи задрожали.