Оружие Леса
Шрифт:
– В чем дело? – спросил я. – Почему ты так себя ведешь в последнее время?
– Я себя так веду?! – вспыхнула она. – Я веду?! Да пошел ты…
Я не дал ей договорить – не хватало еще слушать ругань женщины. Да и в криках смысла никакого, Аля только заведет себя до полной потери соображалки, и начнется истерика. Такие вопросы надо решать сразу, радикально – я схватил ее в охапку, притянул к себе и поцеловал. Она попыталась отпрянуть, придушенно всхлипнула, попробовала меня оттолкнуть, но я не позволил. Обнимая одной рукой и придерживая за голову другой, прижал к себе еще крепче и качнулся вбок – в результате мы оказались лежащими на полу.
Шутер за спиной удивленно крякнул, пробормотал что-то и затих. Алина еще несколько секунд отпихивалась, потом природа взяла свое, она обмякла в моих объятиях, растаяла, как снежинка на сковороде, и стала отвечать на поцелуй. Целоваться она умела хорошо, все-таки взрослая женщина, не девочка какая-то.
Некоторое время мы лежали так, потом Шутер сзади сказал неуверенно: «Не, вы смотрите, если че, я могу отвернуться», и тогда Алина отстранилась. На этот раз я ей позволил, не стал удерживать. Наши лица были совсем рядом, глядя ей в глаза, я тихо сказал:
– Если что не так – не сердись. Сейчас вместе будем думать, как выбираться отсюда. Ладно?
Она молчала.
– Да? – спросил я.
– Мы ничего не придумаем, Стас, – прошептала она. Услышав свое имя вместо «охотника», я мысленно кивнул сам себе: ну вот, хорошо, контакт восстановлен.
– Мы уже осмотрели всю камеру, – продолжала она. – Сами не выберемся, надо ждать, когда за нами придут. Знать бы, что они от нас хотят.
– Все проблемы решаемы, – неопределенно ответил я.
– Ты все-таки изменился, Стас. После тоника.
– Пугаю тебя?
– Нет, не в том дело. Я говорила: немного не такой стал. Запах, глаза… вот сейчас, когда вошел, мне снова показалось, что они светятся. Если и пугаешь, то совсем немного. И не ты, а то, что в тебе появилось. Оно – будто не совсем ты. Просто что-то новое внутри тебя. Но вот если оно с тобой срастется, станет твоей частью… вот тогда не знаю.
– Глупости это все, – я погладил ее по голове и сел.
Незнакомец у стены всхрапнул громче, а потом выдал особо заковыристую руладу, посвистывая носом и причмокивая.
– Вот же! – я встал, шагнул к нему. Алина уселась, согнув ноги и обхватив себя за колени, наблюдала за мной. Я ткнул спящего носком ботинка в спину.
– Эй, композитор! Подъем, смычок украли!
Он захрапел громче, забормотал что-то из-под руки, закинутой на голову.
– Вставай, хватит оглашать окрестности!
В ответ – храп.
– Воды б ему ледяной на голову, – поделился идеей Шутер. – Только взять ее тут негде.
Я слегка отошел, шагнул вперед и пнул мужика ботинком по заднице. Она у него, кстати, была толстоватая, немаленькая такая задница, да и сам он – мальчик в теле, может, и не совсем толстяк, но явно не отказывал себе в доброй жрачке.
В общем, я его пнул – и в следующую секунду полетел на пол. Незнакомец, оглушительно всхрапнув, перекатился назад, схватил меня за ногу и рванул кверху. Когда так делают, устоять практически невозможно, но есть способ превратить позорное падение с грохотом костей и искрами из глаз в ловкий кувырок, показывающий, какой ты тертый парень и умелый боец. Взмахиваешь ногой, как бы помогая противнику, а на самом деле вырывая стопу из его рук, и валишься назад, но при этом изгибаясь и вращаясь
Аля вскочила. Шутер заголосил что-то. А мужик попер на меня – словно бык, нагнув голову, прикрывая кулаками лицо. Боксер, значит. Сейчас мы тебя, боксер…
– Стас! – вдруг воскликнул он. – Чувачелло! Ну, мать твою, где еще тебя можно было повстречать, как не в краевской тюряге?!
– Калуга? – спросил я, удивленно опуская руки. – Ты?
– Нет – тринадцать гребаных мутантов! – радостно взревел он и сгреб меня в объятия.
Расхаживая по камере, Калуга вещал:
– Вон там они меня и схватили, на поляне, в роще возле Леса. Оказалось, что это какая-то их священная роща. Ну, то есть у них как вообще это все обстоит… – он приостановился перед нами, сидящими под стеной, щелкнул пальцами. – В Лес краевцы заходить могут, но не все. И не всегда. Это зависит от всяких таких эфемерных обстоятельств. И вот…
– Каких-каких? – переспросил Шутер.
– От мистических всяких дел. Которые заранее не просчитаешь. При этом молиться, то есть проводить свои ритуалы, они хотят регулярно. Но в Лес регулярно войти не могут. И вот для этого нужна та роща – она для ритуалов годится, растет у самой границы Леса, но при этом все же не Лес. Причем уверен, что она не одна, таких вдоль края Леса в этом районе несколько. Но я не о том: в общем, в центре этой рощи поляна, на поляне дерево-мутант, причем необычное, с зелеными крапинками по коре, ну, будто пятнистое. Еще и лоснится… на кору даже не очень похоже, будто что-то живое.
– Деревья вообще живые, – заметила Алина.
– Ну, вы поняли, о чем я, – махнул он рукой. – Так вот, это какое-то их святое дерево. А рядом с ним – аномалия. Круг стеклистой земли, и над ним в воздухе кружится светящаяся спираль. – Подчеркивая экзотичность этой картины, Калуга выпучил на нас глаза, которые у него от природы и так были слегка навыкате, и затряс пухлыми щеками. – Не знаю, что за зверская аномалия, никогда раньше не видел, но главное: в центре ее под спиралью лежит артефакт.
Он присел на корточки и показал ладонями шар размером с детскую голову.
– Вот такая вот, будем говорить, сфера – синяя, полупрозрачная. С отливом. Внутри что-то светится, вроде янтарной жемчужины. Ну и вот… я подумал – может, это и есть Главный Артефакт.
– Что это значит? – спросила Алина недоуменно.
Калуга махнул рукой.
– А-а, тебе Стас потом расскажет. Мы с ним на эту тему как-то беседовали… В общем, мечта это моя. Смастерил я, значит, щуп подлиннее и попытался эту сферу оттуда добыть. И тут-то они меня и схватили, краевцы. Они как раз пришли на свои моления, ну или что там у них – на ритуалы. Камлания. Отметелили славно, – он потрогал скулу, на которой виднелись остатки кровоподтека, – и в кутузку запаковали. Слышал, что через два-три дня собираются отправить меня на зеленую казнь. Хотя что за казнь такая, не знаю. Может, вымажут зеленой краской да отпустят? – он невесело хохотнул своей шутке. – Вот, и теперь я здесь. Вторые сутки кукую, как кукушка.