Оружие массового поражения
Шрифт:
– Я тебя не понимаю, – наконец встряхнулась жена. – Аллах запрещает убивать безвинных.
Гаджиев ухмыльнулся, покачав головой:
– А кто это безвинный? О чем ты говоришь?
– Все безвинные, кого Аллах сам к себе не призовет, – строго сказала жена. – И только ему решать, когда придет этот час.
– Ну, ты все со своей философией, – поморщился Гасан. – Жизнь – это тебе не Коран. Она куда сложнее.
– Сложнее? – повысила голос Лейла. – А ты не думаешь, как все просто, когда представишь, что здесь начнется уже этим летом?
Гаджиев открыл рот, чтобы ответить, но тут сверху из-за перил променада послышался надтреснутый и сварливый женский голос:
– Да что это такое?! Я же говорила вам не кормить моего Максимилиана всякой дрянью! Вы бы сами такое ели?
Гасан с Лейлой, оборвав разговор, обернулись. У перил стояла претенциозно одетая дама. Лицо ее, и так не особо миловидное, было еще покрыто и толстым слоем косметики. На вид ей было лет за сорок, а смотрелась она подчеркнуто декадентски: сигарета в длинном мундштуке, претенциозная поза, нелепая прическа. Дополнял этот впечатляющий «ансамбль» томик стихов Волошина в руке.
Подобные экзальтированные психопатки – не редкость в волошинских местах, то есть в Коктебеле, но здесь, в этом убогом месте, где обитают лишь нудисты, наркоманы и дикари, она смотрелась нелепо. На поводке она держала собаку-водолаза.
Перед ней стоял безобидный на вид старичок, имевший неосторожность что-то скормить собаке.
– Я только хотел угостить вашего песика! – оправдывался он.
– Не надо! – жестко сказала дамочка. – Не надо портить мне собаку. Максимилиан берет только из моих рук. Вот заведите себе собаку, тогда и кормите.
– Еще раз прошу прощения, – развел руками старичок. – Так вашего пса зовут Максимилиан?
– Да, а что? – «Дама с собачкой» уже остывала и смотрела на старичка снисходительно.
– Откуда такое странное имя? Для собаки, я бы сказал, довольно оригинально.
– Проще всего назвать собаку Тузиком или Полканом, – насмешливо улыбнулась любительница Волошина. – Это каждый дурак может. А вот если дать нормальное, повторяю – нормальное имя, то это почему-то вызывает удивление. И после этого мы еще удивляемся, почему у нас такое общество. Просто смешно!
– Нет-нет, я просто хотел сказать, что…
– Максимилианом я назвала моего песика в честь Максимилиана Волошина, – перебила она старичка. – По-моему, не догадаться об этом, находясь в таких местах, просто невозможно. Впрочем, я сейчас уже ничему не удивляюсь. О времена, о нравы!
Она, смешно гримасничая, картинно развела руками.
– Поселок Коктебель, в котором поэт Волошин провел вторую половину своей жизни, находится всего в пяти километрах от Орджоникидзе, – с усмешкой вполголоса прокомментировал Гаджиев жене слова смешной дамочки.
– А что здесь должно произойти этим летом? – внезапно поинтересовалась женщина у Лейлы.
– Ничего особенного, – враждебно, исподлобья взглянула на нее Гаджиева.
– Так что же вы, милочка, людям голову морочите? – с вызовом уставилась на нее хозяйка собаки.
– Я вам никакая не милочка! – возмутилась Гаджиева. – Мы с вами вообще не разговаривали.
– А я с вами и не собиралась разговаривать, – презрительно фыркнула дамочка. – Нужны вы мне очень.
Достав новую сигарету, она вставила ее в мундштук и все еще с пренебрежительным видом закурила, глядя на море.
– Какой только шушеры не увидишь здесь, – пробормотала она вполголоса, но с расчетом, что ее услышат.
Гаджиева вскинулась, чтобы возмущенно ответить обидчице, но муж примирительно взял ее за руку.
– Дорогая, ты что, не видишь – это же больной человек. Не обращай внимания, здоровее будешь.
Дамочка медленно удалялась. Максимилиан трусил чуть впереди.
15
Деловая часть Стамбула под названием Бейоглу находится в стороне от центра, вечно забитого туристами из всех стран мира. В отличие, скажем, от Старого города, где царит настоящее столпотворение, здесь более спокойно. В этом районе находятся офисы компаний, банки и прочие учреждения подобного рода. На крышах многих зданий устроены кафе. Здесь можно посидеть, выпить чашечку ароматного турецкого кофе, ведя неспешную деловую беседу со своим партнером. Часто, именно в таких местах ведутся важные переговоры.
Именно в одном из таких кафе сидели двое. Одним из них был Баграт Манукян. На нем был белоснежный костюм, его запястье украшали золотые часы, а в руке он держал чашечку с кофе. Рядом стоял стакан с ледяной водой. Манукян потел, то и дело доставая из нагрудного кармана большой надушенный платок, чтобы вытереть мокрый лоб.
Напротив располагался его собеседник – благообразный старик типично восточной внешности. В отличие от полного, надушенного Манукяна, с первого взгляда на которого легко было определить в нем любителя удовольствий, старик выглядел полной его противоположностью. Он был очень худ, лицо, изборожденное глубокими складками, украшала седая, клинышком бородка. В руке старик держал четки, которые неспешно перебирал во время разговора. А разговор, похоже, шел весьма оживленный и затрагивал интересы обеих сторон.
– Да, ситуация меняется, и, к счастью, в лучшую сторону, – медленно проговорил старик, обращаясь к Манукяну.
За спиной у того открывался завораживающий вид на старую часть города. Повсюду, насколько хватал глаз, раскинулся грандиозный Стамбул-Константинополь. Вдалеке просматривался пролив Босфор с величественным Золотым Мостом. В Турции считают его еще одним чудом света. Над Старым городом в лучах яркого солнца поднимались старинные башни, сверкали золотом многочисленные купола мечетей и церквей. Среди них выделялась своими огромными размерами Айя-София, окруженная высокими столбами белых островерхих минаретов.
– И все это в условиях, когда наша партия загнана в подполье, когда мы теряем наших лучших людей, одного за другим. Власть находит все новые способы проникать в наши ряды. Мы спаяны железной дисциплиной и единой целью, но и у нас находятся собаки, продавшиеся туркам. В семье не без урода. Турки делают все, чтобы не только бороться с нами в открытую, но и пытаются взорвать нас изнутри. Недавно мы крупно пострадали из-за этого. Но им ничего не удастся! Повальные аресты, которые проводит турецкая полиция, вырывают из наших рядов мужественных борцов одного за другим. Они надеются, – желчно усмехнулся старик, изобразив тень улыбки на своем жестком лице, – что им удастся запугать нас.