Оружие массового поражения
Шрифт:
Стоя на балкончике, фотограф внимательно прислушивался. Из санузла доносилось пение. Кузьменков вслушался – само собой, песня была из репертуара Вертинского: «В бананово-лимонном Сингапуре». Мелодия смешивалась со счастливым повизгиванием Максимилиана. Беклемишева вместе с псом принимала душ. «Сладкая парочка» была в прекрасном настроении, и им никто не был нужен. Кузьменков, правда, прекрасно знал, что настроение его соседки – вещь переменчивая. Успев повздорить с половиной постояльцев, она, похоже, совершенно не чувствовала себя расстроенной. Впрочем, как и те, с кем она перессорилась.
Глядя во двор, Кузьменков как раз думал о своей соседке. Нестыковки и ссоры теперь воспринимались им совсем иначе. Он давно уже заметил в Беклемишевой поведенческие нестыковки. Уж слишком часто она оказывалась, словно нарочно, там же, где и он. Ее скандальность была слишком нарочитой и неубедительной. Игра, конечно, надо отдать ей должное, весьма и весьма неплохая. Во всяком случае, Манукяна с его бандой она провела. Казалось бы, жизнь научила выходца из Аджарии присматриваться к людям и видеть их насквозь. А ведь – не разглядел. Впрочем, он под одной крышей с этой мадам не жил.
«Но я-то, уважаемая, не Манукян! Долго же мы с вами играли! И ведь как все продумано! Под видом этакой провинциальной дурочки, от которой все стараются скрыться, можно проникнуть куда хочешь, – Кузьменков усмехнулся. – Но правила игры созданы для двух игроков, и поэтому пора делать новый ход».
– «Когда поет и плачет океан», – скрипуче доносилось из душа. – Ну что, хорошо тебе, Максимилианчик? Хорошо, я вижу, как ты радуешся. Славная собака, умница. Ты у меня все понимаешь. Ты не какое-то хамло, которых здесь полно, ты умный песик. Я тебя люблю, и ты меня тоже. Правда? Дорогой мой Максик.
Беклемишева забавлялась с собакой, смеясь и напевая.
Выйдя на общую с Беклемишевой террасу, Кузьменков прислушался. Лицо его стало напряженным, губы плотно сжались. Достав из кармана набор отмычек, он в мгновение ока превратился из симпатичного фотографа-профессионала в профессионального взломщика. Многие из постояльцев испытали бы шок, увидев такое перевоплощение. Кузьменков, стараясь не шуметь, стал подбирать отмычки к двери, ведущей в номер Беклемишевой. Сделал он это быстро. Дверь бесшумно открылась.
Пройдя в номер, он аккуратно притворил за собой дверь. Кузьменков окинул комнату быстрым, внимательным взглядом. Неприбранная кровать, полураскрытый шкаф с висевшей там одеждой. Несколько книг. Кузьменков не смог удержаться от ухмылки. Любительница Волошина, поклонница Вертинского и кто там еще? Прекрасная игра, ничего не скажешь. Но всем играм рано или поздно приходит конец. Кузьменков подошел к столу. Взяв в руки сумочку, он, четкими, отработанными движениями просмотрел содержимое. Так, зеркальце, помада, тушь, ключи, записная книжка! Кузьменков пролистал ее: ничего особенного – телефоны, адреса, стихотворения. Среди предметов, лежавших в беспорядке на столе, внимание фотографа привлек тяжелый ошейник Максимилиана с наборными бляхами. Он взял его в руки, смутно понимая, что здесь что-то не так. Ошейник как ошейник, но одна из блях подозрительно смахивала на миниатюрный цифровой диктофон с инфракрасным портом. Так и есть! Очень интересно! Он торжествующе усмехнулся. Да, уважаемый Виктор Васильевич, как же вы раньше-то не догадались? У вас под боком работает такой профессионал, а вы ни сном ни духом. Ай да Беклемишева! Кузьменков мгновенно перегнал запись на свой мобильник. Это же какая чудесная пара – дама с собачкой! Придумано великолепно! Отличная собачка Максимилиан – умная, понятливая, почти как человек. Однако задерживаться больше было нельзя. Выйдя в темноту под увитым виноградом навесом, он на мгновение остановился. В душе по-прежнему шумела вода и слышалось повизгивание пса. Мерзкий голос Беклемишевой наконец затих.
«Утомилась! – подумал он, берясь за серебристую ручку своей двери. – Послушаем, что же ты там записывала».
Прикрыв дверь, он повернулся к окну и тут же от удара по голове стены и потолок закружились в хороводе.
Он застонал, возвращаясь в сознание. Казалось, что голова разваливается на сотни маленьких частей. В первые мгновения боль не давала сориентироваться. Но через несколько секунд он окончательно пришел в себя. Пошевелив рукой, фотограф понял, что лежит на полу лицом вниз. Ковровый ворс неприятно колол лицо. В глазах плавали зеленоватые круги. Не успев поднять голову, Кузьменков услышал над ухом вкрадчивый шепот:
– А я все думала: что же уважаемый господин офицер из ФСБ тут делает?
28
В уединенную, окруженную неприступными скалами бухту с узкой полоской пляжа в окрестностях Орджоникидзе добраться было можно только морем. Часа три назад Манукян вместе с бандой курдских боевиков прибыл сюда для «конфиденциальной» беседы. Он давно облюбовал себе это местечко и частенько отдыхал здесь со своей свитой или гостями.
Место было выбрано прекрасное. Здесь можно было и насладиться природой, полюбовавшись на море, скалы, и просто посидеть, не опасаясь, что тебя потревожат.
Сегодня Манукян собирался передать такую желанную для гостей денежную сумму. Еще вчера он отправил Гасана в Симферополь и теперь ждал его возвращения. Сегодняшний вечер должен был стать прощальным – гости с востока отправлялись восвояси. Вспоминая старика в Стамбуле, Баграт насмешливо осклабился. Интересно, сколько денег осядет в руках этого пламенного борца? Ни он, ни его товарищи себя не обидят. Ну что же, без этого в бизнесе не обходится. И Баграт прекрасно это знал.
Пляж из гальки, на котором восседала компания, окружали величественные скалы. То вздымаясь высоко, то становясь более покатыми, скалы притягивали к себе внимание своим живописным видом. Над гладью моря кружились белоснежные чайки. Иногда какая-то из птиц устремлялась вниз и, схватив рыбу, снова взлетала вверх. Волны, набегавшие на берег белыми барашками, были совсем прозрачными. Но дальше цвет моря становился зеленоватым, почти бирюзовым, переходящим в синий.
У самой воды, на мягких коврах расположились Манукян и его гости. Он постарался, чтобы все было организовано безукоризненно. Все самое вкусное привезли они с собой, и стол, накрытый на побережье, был поистине царским.
С собой Баграт захватил несколько девиц легкого поведения – курды были охочи до женских прелестей.
– Послушай, пупсик, ты почему такой суровый? – Одна из девиц, грудастая деваха, прильнула к бородатому боевику. – Не дуйся, я знаю, что ты хороший парень. Ну, не надо так серьезно смотреть. Лучше скажи, что мы будем делать дальше?
– Мальчики, а кто вы такие? Откуда приехали? Я что-то раньше вас не видела, – жеманно улыбаясь, вторила ей брюнетка со стрижкой «каре».
– Тебе не все равно, дура? – окрысился один из боевиков. – Будешь задавать идиотские вопросы – пожалеешь.
– У-у, какие мы грозные! – воскликнула высокая шатенка стервозного вида. – Не надо сердиться.
Шампанское лилось рекой, а на столе было все, что душа могла пожелать. Манукян сделал все, чтобы заключительный «банкет» оставил у гостей хорошие воспоминания.