Оружие скальда

Дворецкая Елизавета Алексеевна

Как наяву, она видела Торварда стоящим на носу «Золотого Козла», видела, как он обшаривает взглядом пеструю толпу на берегу, как тревожно сдвигаются его брови… А вдруг он обидится на то, что она не вышла его встретить? Или подумает, что с ней что-нибудь случилось?

Ей вспомнилось, как она провожала его в этот поход, как они говорили, что к следующему походу она вышьет ему новый стяг. «Я не боюсь за тебя, ведь тебя охраняет валькирия», — сказала тогда Ингитора. «Нет, — ответил Торвард. — Она больше не охраняет меня, с тех пор как я люблю не ее, а тебя. Небесные Девы слишком

обидчивы и не прощают измен. Теперь меня охраняешь только ты». — «Я не сумею», — сказала Ингитора. «Сумеешь!» — уверенно ответил Торвард. Он верил в силу ее любви.

Схватив с лавки свой обтрепанный зеленый плащ, на ходу накидывая его на плечи и кое-как застегивая, Ингитора со всех ног бросилась бежать вслед за обитателями усадьбы.

— Ну что? Снеколль вернулся? Что-нибудь слышно от слэттов? — спрашивал Торвард, бредя к берегу по колено в воде. Хирдманы позади него тащили «Золотого Козла» на берег, а сам он смотрел только на Ингитору. И в глазах его была такая радость, что Ингитора ощутила себя совсем счастливой — как будто на всем свете они были только вдвоем, как Лив и Ливтрасир. Но шум толпы на берегу, голоса хирдманов, скрип корабельного днища по песку и удары волны о борта разрушили эту иллюзию; остальной мир предъявлял на них свои права, с которыми нельзя было не считаться.

Торвард вышел на берег и шагнул к ней.

— Здравствуй, конунг, — просто сказала Ингитора, и эти два слова были для нее счастьем. Она отдала бы все, лишь бы так было всегда, чтобы она всю жизнь встречала его на берегу и еще много раз могла бы сказать ему: «Здравствуй, конунг».

Торвард положил руки ей на плечи, склонился, но встретил ее взгляд и замер. Ее глаза показались ему глубокими, как глаза самой вельвы, полными какого-то далекого смысла и печали. Не только Торвард сражался и одерживал победы. Она выдержала здесь какое-то свое сражение.

— Снеколль еще не вернулся! — бодро рассказывал тем временем Торварду конунгу Ульвкель. — Но мы уже знаем, какие вести он привезет!

— Вот как? — Выпустив Ингитору, Торвард повернулся к нему. — Или ты стал ясновидящим?

— Нет, но здесь есть один торговый человек — он был в усадьбе Кларэльв как раз тогда, когда приплыл Снеколль, и слышал его первую беседу с Хеймиром конунгом. Он уплыл сюда на другое же утро и не знает, чем кончились их беседы. Но начало было…

— Что было в начале? — нетерпеливо спросил Торвард. Ему подумалось, что печаль в глазах Ингиторы связана с вестями от слэттов. — Что сказал Хеймир?

— Хеймир конунг и Эгвальд ярл требуют, чтобы ты вернул им Ингитору, и только после этого согласны говорить обо всем остальном.

— Этого не будет, — спокойно сказал Торвард и посмотрел на Ингитору. — Дева-Скальд сама выбирает, куда и к кому ей отправиться. Она не рабыня и не вещь, чтобы торговаться из-за нее. И если Хеймир конунг и его сын не могут этого понять, я сам им это объясню.

Целый день в усадьбе была суета. Торвард конунг рассказывал о делах на Квиттинге, ярлы и хирдманы отчитывались в порученных делах, Одда показывала, как выросла ее девочка, и хвасталась золотой цепью.

Только под вечер Ингитора сумела наконец поговорить

с Торвардом наедине. Он сам зашел за ней в девичью и решительно захлопнул за собой дверь.

— Что с тобой случилось? — спросил Торвард, обняв ее за плечи. — Я вижу, что ты чем-то недовольна.

— Разве так? — Ингитора улыбнулась.

— Ты меня не обманешь. Я тебя слишком хорошо знаю.

Ингитора подумала, что это правда — не так уж давно они были знакомы, но понимали друг друга, как будто у них был один ум и одно сердце на двоих. А ей предстояло разорвать их общее сердце пополам.

— Не могу представить, чтобы тебя здесь кто-то обидел! — сказал Торвард, глядя ей в глаза, стараясь там увидеть то, о чем она почему-то не хотела говорить. — Тут все до последнего раба знают, что ты значишь для меня.

— Там на Квиттинге правда все так хорошо, как ты рассказывал в гриднице? — спросила Ингитора, не зная, как начать.

— Так это Квиттинг тебя так обеспокоил? Я всегда говорю правду своим хирдманам. Они должны знать, на что идут. А на Квиттинге мне пришлось сжечь три или четыре усадьбы. Не бойся, я выпустил женщин, детей, рабов и всех, кто пожелал сдаться. Большинство мелких усадеб даже не сопротивлялось. Квиттам тоже надоела жизнь взаперти, под властью колдунов, ведьм и сумасшедшего Бергвида. Они согласны жить под твердой рукой, даже если это будет моя рука.

Торвард вспомнил о чем-то и стал серьезным.

— Ты лучше меня знаешь Хеймира конунга, — сказал он. — Как ты думаешь — он правда заупрямится и будет требовать, чтобы ты вернулась? Он ведь думает, что я держу тебя здесь силой!

— Хеймир никогда не стал бы упрямиться, если бы не Эгвальд. Я знаю — я для него то же самое, что твой Дракон Битвы для тебя. Пока я здесь, ты для него самый первый враг. Хуже Бергвида, хуже колдунов, хуже самого Фенрира Волка и Мировой Змеи.

— Но ему придется смириться с тем, что ты здесь, — раздраженно ответил Торвард. — У него слишком плохая память. Я на его месте не так бы задирал нос перед человеком, который взял меня в плен и отпустил без выкупа.

— А он наверняка говорит всем, что на твоем месте не гордился бы победой, одержанной с помощью колдовства, — мягко сказала Ингитора.

Торвард дернул плечом, но ничего не сказал.

— Так или иначе, другого выхода для него я не вижу, — сказал он чуть погодя. — Пусть Хеймир думает, кто из них двоих правит слэттами — он сам или его сын. Пока мой отец был жив, я не стремился заставить его все делать по-моему.

— Но Эгвальд не смирится, — тихо продолжала Ингитора. Она все надеялась, что Торвард сам поймет ее.

— Так что же делать? — Торвард внимательно посмотрел ей в глаза. Он понимал, что она хочет что-то сказать, но не решается. — Что ты придумала?

— Я вижу только один выход. Я должна вернуться к… к слэттам, — выговорила Ингитора. У нее все же не хватило духу сказать «вернуться к Эгвальду».

Но Торвард прекрасно понял, что она хотела сказать.

— Этого не будет! — резко сказал он. — Даже если Эгвальд не просто откажется идти на квиттов, но и пойдет прямо на меня, я не отдам ему тебя. И даже не думай об этом.