Оружие скальда
Шрифт:
Позади конунга слышалось какое-то бормотание. Торвард обернулся. За ним шел хмурый Гудлейв, накручивая на палец длинную прядь волос и иногда сильно дергая за нее.
— Бился один бесстрашно… или отважно? Ясень кольчуги смелый… Фрейр корабля… бесстрашный… О Мировая Змея, да как же там было? — морщась, словно от зубной боли, бормотал он.
Торвард криво усмехнулся. Знакомое зрелище — Боевой Скальд силился вспомнить собственные вчерашние творения.
— Брось, не мучайся! — снисходительно посоветовал ему Торвард. — Скоро у нас будет новая битва, и ты сочинишь новые стихи!
— Ты понимаешь, конунг, — Гудлейв быстро вскинул на него глаза, надеясь
— Радуйся, что не помнишь! — грубовато утешил его Ормкель. — Вчера у нас была обманная битва. Должно быть, ты насочинял дряни! Хуже тухлой селедки. Так что лучше не вспоминай.
Гудлейв вздохнул. Кроме новой битвы, ему было не на что надеяться.
— Знаете, что я думаю? — сказал Хавард, догоняя Торварда и Ормкеля. — Колдуны устроили все это не просто ради крови. Они злы на тебя, конунг. Они хотят тебе помешать.
— Ну так незачем было плыть с нами, если боишься! — презрительно бросил Ормкель. — Никто тебя не звал. Сидел бы в Аскргорде, чинил бы сети. Глядишь, и поймал бы селедку-другую, спокойно и приятно.
Хавард обиделся и промолчал. Его открытое румяное лицо сегодня выглядело бледным и хмурым. Сильнее царапины на боку, сильнее раны друга Скарва его мучил стыд и недоумение. Как же он так обманулся? Как же он услышал и унюхал целое войско, когда на самом деле его не было? Никогда в жизни Песий Нос так не ошибался. Ему было стыдно, и он никак не мог понять, что же сбило его с толку.
Торвард дружески обнял его за плечи.
— Не хмурься, Песий Нос, ты ни в чем не виноват. Колдуны сбивают с толку и не простых людей. Нам всем отвели глаза, а тебе обманули нюх. А ты, Ормкель, не позорь людей напрасно. Песий Нос вовсе не сказал,что боится. И я тоже думаю, что здешние духи хотят мне помешать. Так что, может быть, я привел вас на еще более опасное дело, чем сам думал.
— Не держи на меня зла, рыжий! — сказал Ормкель Хаварду. — Я зол сам на себя, а кусаю других. На душе у меня гадко, как в бочке с прокисшим пивом, где плавает дохлая крыса. Чует мое сердце, что этой ночью я натворил подвигов, которыми потом не буду гордиться.
— Мы все натворили немало, — сказал Торвард. — Но уходить домой с поджатым хвостом мне не хочется. Вы же слышали, что сказала кюна Хёрдис? Без Дракона Битвы мы не одолеем Бергвида. И ни один торговый корабль не будет плавать спокойно.
— Да уж, твоя мать знает, что говорит! — проворчал Ормкель. — О Драконе Битвы никто столько не знает, сколько она.
— Что же она не сказала раньше? — подал голос Хавард. — Что же она не сказала, что меч нельзя хоронить вместе с конунгом?
— Ее же не было на похоронах. Она ведь не ходила с конунгом в тот поход.
— Я думаю, она все знала заранее, — упрямо бормотал Хавард. — Она могла бы и заранее сказать. Тогда Дракон Битвы висел бы сейчас у тебя на поясе, Торвард, а кости Бергвида гнили бы в песке между волной и дерном!
Торвард пожал плечами. За тридцать два года своей жизни он так и не научился понимать свою мать. Большой дружбы между ними не было. Кюна Хёрдис была женщина умная, сладкоречивая, но скрытная и коварная. Рассказывали, что Торбранд конунг нашел ее в пещере великана, женой которого она была, но она предала мужа, прельстившись конунгом, и выкрала у великана меч, которым только и можно было его убить. Правду знали лишь несколько старых
Вспомнив этот давний разговор, Торвард злобно сплюнул под ноги. Никто не упрекнул бы его в недостатке доблести. В придачу он был горд, как пять конунгов разом, властолюбив и упрям. За каждое дело он брался горячо и самозабвенно. Приняв пять лет назад из рук Ормкеля кубок Браги перед престолом конунга фьяллей, он охотнее умер бы, чем расстался с этим престолом. Любая обида его людям была обидой лично ему. А обид этих делалось все больше. Один Сварт-Бергвид чего стоит! Уже не первый год Торвард настойчиво искал предводителя орингов по всем побережьям Морского Пути, но безуспешно. Сварт-Бергвид грабил купцов и разорял поселения, и всегда за его спиной. В том самом месте, где дружина Торварда была два перехода назад. Торварда душил свирепый, горячий, как дракон, гнев, он готов был платить колдунам и ясновидящим любую цену, чтобы наконец найти Бергвида. Но у того, как говорили люди, были могущественные покровители. Те самые четверо колдунов, которых Торбранд конунг лишил жизни, но не силы.
На стоянке возле «Козла» дымил костер, Кольгрим уже ждал их с кашей. Скарв, держа на весу перевязанную руку, сидел возле котла. Его угораздило поместиться как раз в той стороне, куда ветер нес дым, но перебираться на другое место он не хотел, надеясь пересидеть ветер.
— Ну что там? — крикнул старик еще издалека.
— Они уплыли еще до рассвета, — ответил ему Ормкель. — Как я и думал — их было не больше, чем нас.
— Целое полчище слэттов… Один одолел бесстрашно… О Фенрир-Волк! — бормотал безутешный Гудлейв.
Хирдманы устремились к костру, вытаскивая на ходу деревянные и серебряные ложки. Ормкель задержал Торварда.
— Послушай, конунг! — тихо сказал старый ярл так, чтобы никто другой не слышал. — Драться с колдунами — совсем не то, что с любым смертным врагом. Еще не поздно повернуть. Я — я, ты понимаешь! — не упрекну тебя в этом. Иной раз смелость превращается в безрассудство, а безрассудство ведет к беде.
Торвард вспыхнул и стряхнул руку Ормкеля со своего плеча.
— Ты, Неспящий Глаз, знаешь меня с рождения! — ответил он. — И странно мне слышать от тебя подобные советы! Я и сам, может быть, насовершал этой ночью не тех подвигов, каким обрадуюсь потом. Но теперь мы будем осторожнее. Ты знаешь — у меня не один меч и не один щит.
Торвард прошел к костру, и Ормкель неспешно направился за ним. «Нет, я хорошо тебя знаю! — думал он, глядя в широкую спину Торварда. — Другому я не стал бы давать таких советов. Другой догадался бы и сам».
Как ни мало нравилось дружине Торварда место злосчастной битвы, им пришлось задержаться там еще на день и ночь. На краю прибрежной площадки, у валунов, лежали, прикрытые плащами, тела шестерых погибших хирдманов. За дровами для погребального костра идти было бы слишком далеко, и вместо огня погибших предстояло принять морю. Из нескольких бревен, выброшенных волнами, связали плот. Неважная погребальная ладья, недостойная павших в бою, но другой лодки здесь взять было негде.