Оружие уравняет всех
Шрифт:
Зотов покачал головой, не соглашаясь с адвокатом.
– Совет по этике попросту предлагает рассматривать молчание потенциальных доноров в качестве согласия на использование их органов после смерти.
– Молчание ягнят по-немецки?
– Если хочешь. В Германии умирают ежегодно около тысячи человек, – продолжил Зотов. – Я говорю о тех, чьи жизни могли бы спасти органы доноров. О чем это говорит?
Они оба знали ответ, поэтому Николаев предпочел не отвечать. Соль заключалась в том, что Вергельд за это время мог обработать богатых клиентов не раз, фактически ежемесячно делать им upgrade. А если дело касалось детей богатых клиентов, то здесь дела шли успешнее в разы; родители ради здоровья ребенка шли на все, влезали в долги, и им было
Как обстоят дела в России с донорскими органами, Николаев знал по роду своей профессии. Теневой рынок, конечно же, существовал. Были приняты поправки к федеральному закону «О трансплантации органов и (или) тканей человека», которые позволяют муниципальным учреждениям здравоохранения производить забор органов и тканей. В России за год необходимо проводить пять-шесть тысяч операций по трансплантации; производить забор органов и тканей на коммерческой основе запрещено. Кроме того, нет программы по содействию трансплантации, из-за того и процветает теневой рынок.
– А что у нас? – спросил Зотов. – Что говорят в Минздраве?
– В Минздравсоцразвития, – поправил его Николаев. – Слышал, в министерстве готовят документ, разрешающий детскую трансплантацию. У этого проекта есть противники.
– Как и у каждого проекта, – мимоходом заметил Зотов. – Главный аргумент – это, как я понял, похищение и продажа детей на органы. В год пропадает до шестнадцати тысяч детей, правильно?
– Правильно, – подтвердил Нико. – Пропавшие дети в ряде случаев становятся жертвами преступных группировок, которые работают на заказ, под определенного клиента. У нас запрещена пересадка детских органов. Операции по трансплантации проводятся за границей, в большинстве случаев – в ближнем зарубежье. Каждый год в пересадке почки нуждаются двести детей, еще сотне нужна пересадка печени. Нет прецедентов, как в судебной практике, к примеру. Взять Китай. В этом вопросе китайцы продвинулись далеко, копнули под критерий «физической смерти мозга». Причем заметь, врачи, допущенные к выполнению операций по пересадке органов, не имеют право принимать участие в констатации смерти человека, органы которого будут использованы для пересадки.
– Напомни, сколько больниц в Китае, где проводят операции по трансплантации?
– Больше ста пятидесяти.
Зотов развел руками: о чем еще говорить?
Он вернул Николаева поближе к теме.
– Пробежимся по досье Вергельда, что нам известно достоверно. Пару лет работал на спонсорскую фирму «Икс», затем только на себя. За организацию операций по пересадке почки установил единый тариф – сто шестьдесят тысяч долларов. На операцию по пересадке почки скостил десятку, и стоимость ее составила сто пятьдесят тысяч. В операции принимают участие до десяти человек медперсонала. Достоверно установлено, что часто операции проводят в Таллине. Тогда часть денег уходит на аренду самолета. Раньше Вергельд совмещал две должности: поставщик доноров и директор спонсорской фирмы. Когда его взяли за жабры, он ушел от ответственности, поскольку следствие установило: его фирма не занимается поиском доноров, а только организует финансирование операций. После того случая он ушел в тень.
Зотов закрыл папку, взял чистый лист бумаги и, чуть помешкав, наморщив при этом лоб, предложил адвокату:
– Давай пробежимся по фигурантам, включая отобранных тобой людей. О них мы поговорим в последнюю очередь. Первый – это…
Николаев заполнил предложенную паузу:
– Алан Ришпен. Надежный, проверенный в деле человек. И вопрос, доверяю ли я ему, отпадает.
– Номер два – Вивьен Гельфанд, – зачитал Зотов. – На нее ты вышел через Ришпена, с которым у тебя отнюдь не случайная связь, а давнишние плодотворные контакты, что очень важно – не прерывающиеся по сей день. Это очень хорошо. В цепочке, которую мы прокладываем к Вергельду, случайных людей и связей быть не должно. Он легко вычислит этот момент.
Назвав имя главы гуманитарной миссии, Зотов взял минуту на размышление. Оперативная группа, в которую входил и он, работала по Вивьен Гельфанд и три, и четыре года назад. И только сегодня представилась возможность воспользоваться прежними наработками.
– Одним словом, вынимаем Вивьен из корзины – как удаленный некогда файл.
Николаев мысленно поаплодировал Зотову за его оригинальное сравнение. Тот продолжил:
– Второй секретарь посольства Франции в Камеруне Энтони Ян. Должность в посольстве – его прикрытие. Он сотрудник французской внешней разведки. Он охотно пойдет на контакт с тобой. Значит, загодя постарается узнать о тебе как можно больше. Из открытых источников: твой сайт, публикации твоих дел, комментарии, отзывы и прочее. В этом «прочем» частоколе трудно заметить просвет, называемой работой на Интерпол. За двенадцать лет ты сколько раз был задействован нашей службой?
– Семь, – ответил адвокат. – Три дела пришлись на первые два года.
– Никогда не думал, что о тебе забудут?
– Никогда не забывал, – внес существенную поправку Николаев. – Поэтому периодически напоминал о себе: вот я, идиот по прозвищу Нико, трахните меня.
– Вернемся к нашим баранам. Мы остановились на Энтони Яне. Он окажет тебе услугу, можешь не сомневаться, с тем чтобы вскоре обратиться к тебе. Прежде чем обсудить кандидатуры спецназовцев, поговорим о твоей клиентке, чтобы не возвращаться к ней никогда. Насколько я понимаю, уголовное дело, возбужденное против нее, получило широкую огласку. В ее защиту прошел даже митинг у здания суда. Группа нацболов требовала ее освобождения. Боже, им так хочется, чтобы ее признали виновной в убийстве своей чернокожей дочери, что они даже согласны на ее освобождение. С ума сойти. Но главное – это подлинная история, сфабриковать которую невозможно.
– Однако можно взять на вооружение.
– Согласен. Но в таком случае, в цепочке, ведущей к Вергельду, определенно будут видны слабые звенья: связи, люди. А в нашем случае все крепко взаимосвязано. Я не случайно сказал «случай».
Адвокат снова согласился с ним.
– Мы принимаем стечение обстоятельств. И Вергельд окажется в таком же интересном положении: ему придется поверить в случай, когда мы встретимся.
– Ты рискуешь головой, – напомнил Зотов, – но не только своей.
– Говоришь о ребенке? – Он пожал плечами. – Ребенком рискует мать. Я же защищаю обеих.
– Хорошо. Поговорим о спецназовцах.
– Одну секунду, – остановил его адвокат. – Мое предложение вы долго мусолили у себя наверху?
– Нас всего сто человек, и где верх, где низ, не знаю даже я, – сделал ремарку Зотов. – Мы заинтересовались, очень заинтересовались твоим предложением. Мы готовы рискнуть головой, но только твоей. – Он передал адвокату две папки с материалами на двух человек – Павла Живнова и Александра Каталина – со словами: – Здесь дополнительные сведения, которые тебе пригодятся. С нашей точки зрения, они чисты. Профессиональную сторону оценивать не нам – тебе с ними работать. Только не переусердствуй, Нико, и настраивайся на это уже сейчас. Пока что все наши усилия сблизиться с Вергельдом к успеху не привели. Если ты пожмешь ему руку, это можно будет назвать прорывом.
Глава 6
На дворе стояла промозглая погода: безветренно, мелкий частый дождь, сыплющий из нависших над землей туч.
Павел Живнов промок до нитки, пока добежал от станции метро до адвокатской конторы. Лишь раз он остановился, найдя временное убежище под узким навесом киоска. Ему пришлось прижаться спиной к витрине, чтобы не попасть под низвергающийся с козырька водопад.
Ленивый охранник на входе в офис указал посетителю путь: по коридору направо.
В приемной адвоката восседала за столом полная секретарша лет сорока пяти. Она свое дело знала назубок: извинилась перед абонентом, с которым разговаривала по телефону, и поздоровалась с вошедшим: