Ось земли
Шрифт:
– Ну что красивая, в игры играешь? – спросил он вкрадчивым голосом, источая запах перегара и лука. Настя в страхе сжалась. Она не знала, что отвечать и как себя вести. Николай понял это по своему, обнял ее за плечи, притянул к себе и шумно дыша, принялся расстегивать пуговицы на блузке. Жар большого чужого тела, запах водки и пота, страстное и шумное сопенье Николая вызвали отвращение у девушки. Страх куда-то делся. Но не гнев, а чувство оскорбленности за происходящее взяло в ней верх. Она уперлась кулачками в грудь мужчины, с трудом отстранилась и глянула ему в глаза.
– Ну что ты, что ты – сказала она дрожащим от обиды голоском – не надо. Ты же добрый.
Николай ошалело взглянул на нее и замер. Он ожидал все, что угодно, только не этих слов. Да и не слова сразили его, а взгляд Насти – взгляд, каким в детстве на него глядела мать, когда он болел. Чистый и милосердный,
– Прости, пьяный я.
Встал и вышел из дома, тихо прикрыв за собой дверь.
На следующий день, когда все разошлись по домам, закройщик снова подошел к Насте и сказал:
– Ты это… Если кто чего, мне сообщи. Я тебя в обиду не дам. Тут у нас всяких полно…Так что, если что… поняла?
Настя поняла и хотя ей к защите Николая прибегать не пришлось, ощущение незримой и побеждающей силы добра ее уже не покидало.
1936.Зенон. Связи Гитлера с Лондоном
Бодрый хор сильных мужских голосов исполнял «Вахту на Рейне». В этом пении было столько мощи и страсти, что казалось, уличный репродуктор сорвется со столба и грохнется на мостовую. Берлинские каштаны уже отцветали, уступив очередь желтому липовому прибою, который был так к лицу этому серому городу. Городовые на улицах заметно изменились и стали напоминать собою о старых добрых временах. Самой характерной фигурой берлинского пейзажа является городовой. По его внешнему виду и цвету лица всегда можно определить, как сегодня живется немцам. Еще совсем недавно, в период действующего Версальского мира, берлинский городовой являл собой тощую бледнолицую фигуру с потухшим взглядом. Он вяло передвигался по вверенному участку и не выражал в своих поступках имперского величия власти. Наоборот, он выражал в своих поступках слабость Веймарского правительства, бессильного перед лицом всенародного голода и падения нравов. Городовые, получавшие от правительства сущие гроши, блюли порядок у меняльных контор, расплодившихся в городе в невероятных количествах, и в глазах их отражался не только голодный блеск, но и плохо скрываемая ненависть к обитателям этих контор. Теперь же положение изменилось. Берлинский городовой приобрел осанку и розовый цвет лица. Одним из первых актов рейхсканцлера Адольфа Гитлера было укрепление немецкой полиции и улучшение ее материального обеспечения. Но это не главное. Главное в том, что Адольф Гитлер показал лягушатникам и англикосам, что Германия еще спросит с них за все обиды. В этом году он сделал самый главный шаг – вернул немецкие войска в демилитаризованную Рейнскую область и этим окончательно растоптал унизительный Версальский договор. Теперь Германия обеими ногами встала на своей земле и начала набирать силу. А эти, в меняльных конторах…. Им недолго осталось наслаждаться возможностью наживаться на чужой беде. Расплата близка…
Зенон и Порфирий не спеша прогуливались по Унтер-ден-Линден. Май 1936 года выдался жарким и щедрым на солнечные дни. Город шумел голосами прохожих, перезвоном трамвайных сигналов, смехом детей и чириканьем воробьев. На выносных лотках впервые за несколько лет в большом ассортименте появились прохладительные напитки и мороженое. На стойках пивных призывно желтели запотелые бокалы «Берлинер пильза» и пахло свиными сосисками, что было лучшим свидетельством возвращения добрых старых времен.
– Я недавно присутствовал на выступлении Гитлера перед представителями женских организаций – рассказывал Порфирий, одетый в твидовый костюм с брюками гольф – так не поверите, когда бесноватый достиг наивысшей октавы, многие немки писали в штанишки от восторга и вопили: хочу ребенка от фюрера.
– Да, я слышал, что он мастер владения аудиторией.
– Думаю, что аудиторию хорошенько подготовили французы с англичанами. Такого национального позора немцы давно не испытывали. Поэтому и такая волна раскрепощения.
– Порфирий Петрович, я смотрю, Вы слишком много значения уделяете проискам заграницы. Может, все-таки, гитлеризм это знак времени? Проще говоря, капитализм достукался до гитлеризма?
– Любезный Александр Александрович. Мне, литератору, с историком спорить не пристало. Единственное мое преимущество – горизонт обозрения времен, но знать о событиях – еще не значит, знать ответы на многие вопросы. Не буду я с Вами на эти темы рассуждать. Вижу, что Вы уже покусаться навострились. Предложу лучше отправиться в местечко Доорн, что в Нидерландах. Тут недалеко. Может, что интересного увидим, и заодно на Ваши вопросы ответы поищем.
– Давайте нашим способом. На немецких дорогах я за свою жизнь накатался.
– Вот и славненько. Поехали.
Через неуловимый скачок времени они стояли на небольшом холме в виду Доорна.
Старинный сельский замок утопает в зелени вязов посреди ровных, как стол полей. К нему стекается несколько тихих улочек старого селения – вот и весь Доорн.
– В этом местечке, господин Зенон, проживает в изгнании сухорукий Вилли, он же бывший кайзер Германии Вильгельм Второй, пораженец Первой Мировой войны – начал свой рассказ Порфирий. – Поживает для пораженца не дурно. Вместе с семьей и прислугой, на средства выделяемые Германией для содержания его в достойном виде. Но это не главное. Кайзер не может раствориться во времени мгновенно, ведь он возглавлял целую империю, в которой было множество подданных, свято веривших в его незаменимость и богоданность. Особенно это свойственно военным людям, ведь они не умеют жить без воли свыше. К тому же у бывшего кайзера имеется куча родни при других европейских дворах, которые во всю играют в большие мировые игры. Трудно предположить, что эта родня забыла Вилли и оставила его не у дел. Конечно же, маленький Доорн стал местом, из которого летят курьеры и депеши, в который стекаются депеши и курьеры и в котором завязывается немало интереснейших интриг.
Странно было бы предположить, что такое влиятельное гнездо тайной политики оставят без внимания самые сильные разведки мира. Давайте войдем в вестибюль замка. Представимся двумя отставными офицерами рейхсвера и поглазеем на публику. Обратите внимание вон на того субчика в сером мышином пиджаке с черным бантиком, что выпорхнул из кабинета Вилли. Узнаете? Это Роберт Брюс Локкарт, которого всегда можно обнаружить в самых сумасшедших воронках истории. Не зря он тут околачивается, не зря. Да и наша родная разведка не дремлет. Вон, видите, на диване мышонок сидит, к генералу Хаммерштейну прилип? Это советский нелегал Феликс Кривицкий, в девственниках Гинзбург. Сейчас он выполняет задание Артузова и находится в очень деликатном положении. Он узнал от Хаммерштейна, что тот поддерживает секретные отношения с маршалом Тухачевским. Дело идет к заговору. Немецкие генералы вроде бы хотят скинуть Гитлера, и подговаривают наших маршалов скинуть Сталина. А потом объединить силы в борьбе против лягушатников и британцев. А ведь мысль замечательная, правда, господин Зенон? Вермахт и РККА, если объединить их усилия, сломят кого угодно.
И любят они друг друга, это точно. Тухачевский вообще всю Первую мировую в немецком плену просидел, в баварском городе Ингольштадте. Да что там, просидел. Неволя его была очень любопытной. Например, один известный и таинственный фриц Карл Хаусхофер не оставлял без внимания офицеров лагеря и выискивал среди них лиц, способных стать идейными сторонниками Германии. Он увидел в молодом Тухачевском весьма перспективную и полезную для фатерланда фигуру и стал проводить с ним воспитательную работу. А ведь он был основателем тайного общества «Германенорден». Чувствуете тонкость момента?
– Из «Германенорден» позже выделилось гитлеровское «Общество Туле».
– Проще сказать, Хаусхофер сделал его отдельным обществом. И Миша был посвящен в этот ядовитый бред. Я Вам скажу, что для человека наполеоновского склада бред очень подходящий. Сладкая каша о владычестве над временем и пространством. В общем, полюбил он немцев.
А уж немецкие то генералы всегда в русских души не чаяли. Может не потому, что у нас душа широкая, а потому что у нас народа много. Миллионы можем мобилизовать. Кому же не хочется такого союзника заполучить?
Вот только Феликсу Кривицкому не позавидовать. Что делать-то бедному разведчику? Информацию накопал на собственных друзей. Сам троцкист и о заговоре троцкистов узнал. Не Сталину же эти данные докладывать! Поэтому Гинзбург потихоньку готовится к измене родине. Дело это не простое. И деньгами надо запастись и информацией на продажу. И до последнего момента никаких поводов для подозрений не давать. Это самое трудное. Только что сбежал к англичанам его дружок Игнатий Рейс. Правда, спрятался он от НКВД в Швейцарии и получил Феликс указание Москвы предателя уничтожить. Бежать он был еще не готов, поэтому, чтобы не срывать планов, указание выполнил. Пристрелил лучшего друга как собаку. Жена Рейса, она же подруга Феликса, сначала очень возмущалась: мол, между нами кровь Игнатия. Потом правда, подобрела и продолжила дружбу с Гинзбургом. Женщина, что с нее возьмешь.