Осада Азова
Шрифт:
Атаман Старой соглашался ехать к шаху, но не в такое тревожное время.
Наум Васильев по-прежнему допытывал лазутчиков, расспрашивал бежавших полоняников, посылал во все концы вестовщиков: в Керчь, в Кафу, на Тамань, в горы Кавказа.
Михаил Татаринов обучал войско всяким приемам: вылазкам, рубке лозы, бегу по лестницам и разным другим премудростям.
Железные ворота крепости то открывались, то закрывались. Скрипя колесами, въезжали и выезжали груженые и пустые телеги. На них везли хлеб, камень, сено, камыш, бревна, доски и дрова.
Ногайские
Бочки с толокном, рыбой, мясом, которые все время подвозили с верхних или нижних городков, ставили в глубокие каменные погреба, а если там не хватало места, зарывали их в землю, ставили в алтарях церквей, в каменных часовнях.
Доном из Воронежа плыли плоты с лесом: круглые бревна, длинные, пахнущие смолой доски, стропилины.
Дым пронесло к морю на четвертый день. И тогда люди увидели вокруг себя одну только почерневшую землю, присыпанную пеплом.
Вверху над крепостью заголубело небо, внизу за стенами засеребрился Дон. Азов стоял на этой черной, опаленной земле, как одинокий, покинутый всеми остров, над которым только что пронесся огненный ураган.
С главной сторожевой башни вестовой казак Иван Утка заметил, что к крепости, со стороны большой анапской дороги, во весь опор мчались два странных всадника, один – на белой лошади, в белой бурке. Иван Утка стал пристально вглядываться вдаль. Шапки на всадниках не кудлатые, не бараньи, кожухов, вывороченных кверху шерстью, как у татар, на них нет. Всадники прижались к гривам коней низко. Громко гикают на лошадей, хлещут их что есть силы плетками, покручивая и помахивая ими над головами.
«Стало быть, татары и не татары», – заключил Иван Утка, побежал по стене и, не раздумывая, ударил в вестовой колокол.
Атаман Татаринов сразу поднялся на стену крепости.
– Чего это ты так осатанело трахнул вдруг в колокол? – спросил он. – Заспал, что ли?
– Гляди атаман!.. – торопливо сказал Иван Утка. – Да не в ту сторону глядишь. Гляди в эту!..
– Гляжу.
– Видишь?
– Вижу! – сказал Татаринов. – Два всадника! Послать навстречу трех верховых!
Иван Утка слетел по каменной лестнице вниз, и трое сторожевых казаков сейчас же вскочили в седла, пролетели пулей под скрипнувшими воротами и лихо помчались в голую черную степь.
За перекрестком дорог всадники слетелись, миновав друг друга, сверкнули саблями, помахали ими, съехались. О чем они говорили, никто не знал, но всадники вдели в ножны сабли и полным галопом, уже впятером, помчались к крепости.
Атаман Татаринов быстро сошел со стены. Во двор въехали два высоких молодых горца. У одного из них за спиной сидел, едва держась за белую бурку, человек.
Горцы защелкали языками, показывая на человека.
Атаман спросил их по-татарски:
– Вы кто такие? Откуда?
– Джем-булат, – ответил один.
– Бей-булат! – сказал другой. И опять они защелкали языками.
– А-а! Тебя-то я давно знаю, старый джигит! – Татаринов хотел сказать: старый разбойник. С этим горцем он не раз сталкивался в боях, не раз дрался на саблях. – Хороший джигит! Хороший! Сам заявился. Те клофт алат! (Прощаю тебе по чести!) А это кто? – Татаринов указал рукой на прозрачное, восковое лицо человека, едва шевелившего пересохшими губами. – Кто это?
– Аллах керим! (Бог милостив!) – сказал Джем-булат. – Ты развяжи его сначала, дай ему глоток холодной воды, посади на землю, пускай отдохнет, а потом я скажу тебе, кто он.
– Хитер! Но хитрить тебе нечего. Ты теперь у меня за крепкими стенами, что пчела без жала! – косясь проговорил Татаринов.
– Ай-яй, – сказал Джем-булат, качая головой. – Нехорошо говоришь! Ты говоришь так, как говорит главная жена султана. Развязывай и снимай. Подарок тебе привезли. Прикажи и нам сойти с коней… Мы тоже устали с дороги.
Молчавший и подозрительно озиравшийся вокруг Бей-булат слез с коня, сам развязал человека, посадил на землю. Но человек повел кругом глазами и повалился на бок.
– Тебе, атаман, не придется теперь платить за него десять арб серебра! Даром достался, – сказал Бей-булат.
– Да неужто это вы привезли атамана Грицая Ломова? – И Татаринов кинулся к Ломову. – Грицай! Грицай!
Тот, в знак подтверждения, кивнул головой.
– Грицай! – закричали столпившиеся. – Боже! Из такого орла что сделали чертяки?! Да побить вас тут же у ворот надобно! А вы, видно, за деньгами приехали! Бин-бир-хан джары вам в глотку! (Тысячу и один кинжал вам в глотку!) Поганые! – кричали казаки.
– Ай-яй, – сказал Джем-булат. – За наше добро вы хотите отплатить нам злом?..
Грицаю Ломову принесли воды. Он жадно выпил три кружки сразу, приподнялся и, собрав силы, радостно крикнул:
– Здравствуй, родное войско Донское!
– Грицай! Ей-богу, наш Грицай! – заговорили, загалдели вокруг. А он, припоминая давний пароль, тихо-тихо пропел:
А донские конникиПонацепят звоники,Султану кандалики…Всем пашам кандалики…Вы плывите во Царьград,Казацкие ялики…– Грицай! – обнимая Ломова, проговорил Алексей Старой. – Рад видеть тебя. Но что же они сделали с тобой?.. Вы денег за Грицая хотите? – спросил он черкесов.
Бей-булат и Джем-булат в один голос ответили:
– Нет!
– А что же вы тогда хотите?
– Ничего!
– Зачем же вы рисковали своими головами? Вернетесь в аул, вас же прирежут!
– Нет! – сказали они. – Мысами прирезали многих… А он, – Джем-булат указал на Бей-булата, – он своего отца убил, чтобы не воевать против русских…