Осада
Шрифт:
— Когда-то я чувствовала то же, что и ты, — кивнула Елена. — После свадьбы я месяцами не покидала своих покоев. Выходила, лишь когда позовут. Но брак — еще не конец жизни. Я так и не приучилась любить Мануила, но брак с ним дал мне куда больше власти, чем я могла бы иметь без брака. Нотар — влиятельный человек, и если ты научишься управлять им, сумеешь влиять и на империю.
— Но вы вышли замуж за императора, а Нотар — всего лишь мегадука. Да и не станет он меня слушать. Он слишком гордый и заносчивый.
— Да, он такой, — подтвердила Елена и замолчала, откинувшись на подушки.
Она так долго лежала в молчании, что София подумала: императрица-мать заснула.
София хотела
— Ты не выйдешь замуж за Луку Нотара. Молчи, не перебивай. Я все объясню. Тебе ведь уже известно, что мы посылаем Андроника Леонтарсиса послом в Рим.
— Да, государыня. — София вновь покраснела.
Как же Елена догадалась?
— В молодости я частенько сиживала за той самой стеной, слушая вещи, не предназначенные для моих ушей. Леонтарсис — хороший человек, но не слишком искушенный в политике. А в переговорах с Папой потребуется большой такт, хитрость и умение — возможно, превышающие способности Леонтарсиса. Я убедила Константина направить в Рим еще одного человека, в помощь Леонтарсису. Этим посланником станешь ты, потому что разбираешься в политике, в жилах твоих течет императорская кровь, а самое главное, ты — женщина. Итальянцы неравнодушны к женской красоте. Возможно, тебе удастся убедить их послать помощь, и ты преуспеешь там, где не справятся мужчины.
— Я справлюсь, — пообещала царевна. — Но как же посольство помешает браку?
— Путешествие в Италию займет месяцы, если не годы. А я тем временем постараюсь переубедить Константина. Верность Нотара слишком важна, чтобы подвергать его долгому ожиданию. Мы женим его на другой царевне из императорского дома, а твою помолвку расторгнут. Я же тебе советую подыскать человека, с которым ты могла бы ужиться. В конце концов, ты не можешь вечно уклоняться от замужества. Брак — твоя обязанность как женщины императорского рода.
София встала, поцеловала императрицу в щеку.
— Спасибо, государыня! Спасибо.
В дальнем конце комнаты отворилась дверь, и вошел высокий мужчина в одеждах священника, принесший поднос с вином и хлебом причастия.
— Это мой духовник, Неофит. Тебе пора идти. — Елена махнула рукой, прощаясь. — Возможно, я не задержусь на этом свете, но, по крайней мере, не поджарюсь на том.
София снова поцеловала императрицу-мать в щеку и заспешила прочь, разминувшись со священником. Мимоходом она отметила, что в Неофите было нечто на редкость неприятное, но долго раздумывать об этом София не стала. Мыслями она уже была далеко, в Италии. Ступила в ярко освещенный зал с улыбкой на лице.
Снова на воле! Хвала Господу, свободна!
ГЛАВА 6
Сентябрь 1449 г.
Маниса и Эдирне
Мехмед направил коня из прохладной лесной тени на прокаленную солнцем землю, в пыль дороги, ведшей в Манису, город изгнания. За Мехмедом из лесу выбралась охота: всадники, стая гончих, высунувших языки и тяжело дышавших после долгой беготни по жаре. Добычей стала пара оленей, загнанных в лесах на склоне горы Сипила. Лес кончался у ее подножия, но граница его находилась все же гораздо выше города, разостлавшегося на равнине. Оттуда хорошо был виден лабиринт извилистых улиц и пыльных базаров, чье однообразие нарушали лишь высокий минарет главной мечети да яркая зелень сада и белые стены нового султанского дворца. Караван-сараи на окраинах были заполнены купцами, охраной и их верблюдами, отдыхавшими перед долгой дорогой в Смирну или в Константинополь. Яркое осеннее солнце, сиявшее с безукоризненно чистого голубого неба, накалило улицы и стены, и в поднимавшихся волнах жара город казался зыбким, неверным миражом. Чудесное зрелище, но Мехмед едва глянул и тут же погнал коня в галоп. Зной, висевший над городом, уже мучил султана, и тот хотел поскорее добраться до прохлады дворца.
Никакие дела там Мехмеда не ждали — и неудивительно. Он считался управителем области Сарахан, чьей столицей и была Маниса, но управление заключалось лишь в обеспечении порядка и обложении налогом караван-сараев. А с этим справлялись сноровистые евнухи, которым Мехмед доверил город. Султан же проводил дни в охоте, фехтовании и чтении. Читал больше военное: описания битв, воспоминания и суждения знаменитых полководцев, трактаты о стратегии. В последнее время изучал описание Константинополя, оставленное путешественником из Руси, посетившим византийский двор в тринадцатом столетии.
Добравшись до места, Мехмед умылся, переоделся в халат из чистого, прохладного хлопка и пошел с книгою в сад. Там уложили для него подушки под лимонным деревом, и на них он блаженствовал, вдыхая приятный лимонный аромат и читая. Прислуживали Мехмеду три гедикли [5] , прекрасные рабыни, с ранней юности приученные угождать султану. Они потчевали его медовыми финиками и вином, обмахивали опахалами. Внимание же Мехмеда целиком занимала книга. Русич по имени Александр в подробностях описал город, и Мехмед читал внимательно, делал пометки, заполняя поля старого потрепанного манускрипта набросками и рассуждениями. Его внимание особенно привлекала глава о многочисленных подземных проходах, ведших в Константинополь, и молодой султан то и дело отвлекался, придумывая стратагемы и планы штурма. Вот бы найти эти ходы, провести по ним воинов в ночной город, открыть ворота… А может, набить подземелья порохом да и взорвать стены? Увы, пока Константинополь оставался мечтой. В далекую Манису почти не долетали новости от двора в Эдирне, и влиять на имперскую политику Мехмед никак не мог. Он с горечью сознавал, что не мог повелевать даже своей кадин, не то что армией.
5
Девы, приятные глазу ( тур.).
Мурад вынудил его покинуть Гульбехар, оставить ее в султанском гареме в Эдирне. Мехмед скучал по Гульбехар и жалел, что не смог присутствовать при рождении сына, Баязида. Ребенок еще слишком мал, вряд ли его отравят из-за отца, но все равно Мехмед предпочел бы держать его поближе. Мурад ясно выразил недовольство и Гульбехар, и Баязидом. Возможно, он воспользуется отсутствием сына и убьет обоих? Но нет смысла об этом тревожиться, ничего исправить нельзя. Остается лишь терпеливо ждать. А пока можно забыться в компании гедикли. Девушка, державшая опахало, казалась в особенности привлекательной: округлое широкое лицо, рыжие волосы. Похоже, русская — отличное дополнение к книге. Мехмед пометил на полях: известить хазнедара, распорядителя султанских ночей, чтобы поставил девушку в расписание.
Подошел черный евнух — тяжеловесный, чисто выбритый абиссинец. Как большинство черных евнухов, он был сандали. Еще в детстве, до половой зрелости, будущим сандали одним движением бритвы отрезали пенис вместе с мошонкой, в уретру вставляли деревянную трубку, а рану заливали кипящим маслом. После их закапывали по подбородок в кучу свежего навоза и держали так неделю, кормя одним молоком. Если те выживали — а это случалось на удивление часто, — их принимали в услужение к султанскому двору. Этот сандали по имени Салим был изрядно взбешен.