Осада
Шрифт:
Первый воин. А что я не то сказал?
Третий воин. Ну, зачем ты давал эту минуту? Они вчера её не взяли, и сегодня не возьмут, давай ты хоть целый час…
Первый воин. Почему?
Третий воин. А ты не понимаешь? Ты, действительно, не понимаешь?… Да ты пойми! Кто ты такой, чтобы давать или отбирать время?!
Первый воин. А минута-то прошла, а они опять молчат. Как с ними можно разговаривать?!
Третий воин. Ладно, сейчас повернись к ним, улыбнись и повторяй за мной слово в слово. Только, пожалуйста, не ори, а громко скажи, понял?
Первый воин. Давай.
Третий
Первый воин (Поднимает рупор и громко говорит). Мы ещё и завтра придем! В это самое время. (Неожиданно переходит на крик). Это же нормально, ходить к вам сюда каждый день. Мы придем и подождем, когда вы наконец поймёте… Ну, что же вы за люди-то такие? Вы нас, что, не слышите?! Это же нор-маль-но открыть ворота! Поднять руки! Встать на колени! Это же нормально! И никаких обид, но если я кого-то лично обидел, я подойду и лично извинюсь, только ворота откройте.
Всё это время Третий воин пытается его перебить и увести со сцены.
Третий воин. Пойдём отсюда.
Первый воин (Вырывается, выбегает опять на край сцены и кричит врупор). Вы запомните меня, запомните моё лицо. Вы будете стоять на коленях, а я лично к каждому подойду… Я припомню, как я стоял здесь, как клоун и улыбался. Я вам припомню. И лично, лично… перед каждым извинись. Мне мама в детстве говорила: «Если тебя, сынок, кто-то лично обидел, ты его найди и лично извинись».
Третий воин с силой утаскивает Первого воина. Первый воин продолжает выкрикивать уже не в рупор. Потом Третий воин возвращается на сцену, поднимает свой меч, делает извиняющееся лицо, виновато улыбается и уходит. Занавес закрывается. Свет падает только на Ветерана. Ветеран выходит к мачте.
Ветеран. Как же курить-то хочется. Я когда понервничаю, я всегда курить хочу… Ничего не понимаю. Я же этому мальчишке, этому пацану свои лучшие истории рассказал. Ему такого никто не расскажет. Никто! Да и откуда?! Он же просто, как пробка, тупой. Ему бы послушать, а он сидит, смотрит на меня своими глазами, как пуговицами стеклянными. Я же вижу, что ему не интересно, я же вижу, что он каждую секунду норовит удрать, или на своём телефоне кнопки вот эти понажимать. Он же не знает, не видел, не нюхал ни черта. Ему меня послушать полезно, а он… Мы такими не были. Я, точно, таким не был! Хотя отец мой тоже говорил, что они такими не были. Это что же получается, что с каждым разом всё хуже и хуже?! Куда же мы катимся-то?! За что же мы воевали… Да, и я тоже хорош, обычно больше пятнадцати минут с людьми не разговариваю, и сам же вижу, что ему ничего не надо, так ведь нет, что-то ему доказываю, ручонками размахиваю. Ничего не понимаю… Покурить бы.
Возвращается на место, садится. Свет с него уходит, занавес открывается. На сцене Третий воин. Он сидит и сам с собой отрешенно рассуждает.
Третий воин. Вот, я думаю о времени… Время! Вот сколько его? Много его или мало? Понятно, что это вопрос риторический, в данной обстановке не уместный и ответа на него нет. Но всё-таки, много его или мало… Сейчас вы поймёте, о чем я все время думаю. Вот, смотрите, вот земля. (Показывает на сцену). Вот, я сижу на земле. Небо надо мной, облака вот эти. (Показывает на, висящие на веревочках, фанерные облака). Солнце светит. (Показывает на флажок с нарисованным солнцем). Море там за спиной шумит, и всё это такое живое, настоящее. До всего можно дотронуться, почувствовать. Но когда возникает ощущение времени, появляется само время… со всем этим живым, настоящим, сразу происходят какие-то метаморфозы. Сразу всё это становится каким-то зыбким, неуловимым. Подождите, сейчас я объясню, о чём я думаю. Вот вы поймите, я же знаю, что есть год, есть месяц, есть день, есть час, есть минута, есть секунда. И эти секунды нужно считать так: один и, два и, три и, четыре и… Вот это «и», это же интервал между секундами, а этому интервалу нет названия. Как его почувствовать, ощутить. А уже внутри этого «и» есть свои, ещё меньшие «и», а у каждого ещё меньшего «и» есть своё собственное, ещё меньшее «и». Понимаете, о чем я? Как уловить самое маленькое «и»? И с точки зрения этого самого маленького «и», что такое время? Как вот это маленькое «и» видит минуту, день, год?
Пока Третий воин говорил, на сцену вышел Первый воин, которого Третий не замечает. Первый воин стоит, опершись на копьё и слушает то, что говорит Третий воин.
Третий воин. И как это ни странно, но даже в такой трудной обстановке, я все время об этом думаю. Смотрю на все это вокруг себя и…
На этих словах Третий воин обводит взглядом все вокруг себя и видит Первого.
Первый воин. Привет.
Третий воин. Привет.
Первый воин. Ты себя нормально чувствуешь, не заболел?
Третий воин. Нормально.
Первый воин. Поговорить с тобой можно?
Третий воин. Можно, почему нельзя? Правда, у меня сейчас другое настроение, но поговорить можно.
Первый воин. Ты уверен, что с тобой можно нормально разговаривать?
Третий воин (Пожимает плечами). Да, конечно!
Первый воин. Тогда, давай, поговорим. Только, пожалуйста, без вот этих твоих «и-и-и». Можно?
Третий воин. Можно.
Первый воин. Хорошо. Тогда слушай. У нас тут, как выясняется, есть проблема. Ребята волнуются. Они там сидят и волнуются. Послали меня с тобой поговорить…
Третий воин. А что за проблема?
Первый воин. Проблема большая. Потому что ребята волнуются, и они, кстати, здесь совсем недалеко сидят. Ты же знаешь наших ребят. Они волнуются…
Третий воин. Так в чем проблема-то?
Первый воин. Проблема в тебе. Даже не знаю, как сказать, но ребята что-то разволновались.
Третий воин. Ну-ну! Говори, что за проблема?
Первый воин. Проблема?… Только у меня к тебе просьба. Просьба уже от меня. Давай, я тебе эту проблему назову, а ты ответь нормально, без всех твоих вот этих сложностей, без всех твоих вот этих «и-и-и». Пожалуйста, скажи понятно, чтоб я понял, что это - проблема, или не проблема. А то, ты пойми… Поверь, ребята очень волнуются.