Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны
Шрифт:
«Японское императорское командование изъявило готовность не только помочь нам материально, но и ввело свои доблестные войска в пределы боевых действий, чем оказало действительно братскую помощь русскому народу как истинный и бескорыстный союзник. Уверен, что и в дальнейшем боевое братство Японских императорских и вверенных мне войск еще больше укрепится, и казаки, войска и население поймут рыцарское отношение японского народа, проливающего кровь своих сынов за восстановление правопорядка на нашей Родине.
Приказываю: всем офицерам и солдатам при встрече с офицерами и солдатами Японской Императорской армии приветствовать их отданием чести».
Бывшие колчаковские генералы требовали
Уход японских войск из Забайкалья стал началом конца Семенова. Атаман искал поддержки у других союзников, но англичане и американцы считали его преступником. Семенов заметался: то предлагал восстановить монархию и возвести на трон великого князя Дмитрия Павловича, то созывал краевое народное совещание в поисках народной поддержки. Но было уже поздно — в октябре 1920 года его выбили из Читы.
Уже в эмиграции, в Китае, атаман Григорий Семенов попытается понять причины собственного поражения:
«Каждый русский генерал действовал совершенно самостоятельно, руководствуясь личными усмотрениями и провинциальными интересами. Каждая армия действовала в выбранном ею районе на свой собственный страх и риск и прекращала войну, когда находила нужным, не считаясь с общими требованиями момента.
В результате — сотни миллионов затраченных денег, море русской крови, всеобщее недоверие к возможности дальнейшей борьбы. И советская власть владеет одной седьмой суши земного шара и многомиллионным запасом рабски покорной ей живой силы».
Атаман не упомянул еще одну причину собственного поражения: невероятную жестокость его отрядов. Да, в Гражданскую войну все отличились по этой части. Но большевики, по крайней мере, обещали крестьянам землю. Семенов не сделал и этого. Он отправлял в деревню только карательные отряды.
Местные жители жаловались: «Неурожай, дороговизна, неурядицы. Главное — карательные отряды. Совсем не причастных ни к какому злодеянию поведут в баню, разденут и хлещут плетьми с завязанным в них свинцом, — до полусмерти. Иногда можно было откупиться деньгами. А иногда и деньги брали, и секли. Девушки и молодые замужние бабы прятались при посещении села карателей, действовавших именем полковника Семенова».
«Казаки предпочитали брать все, что им было нужно, не платя, — вспоминал один из колчаковских министров. — Но этого было мало. Если казак видит в огороде арбузы, он сорвет все, чтобы перепробовать; если он ночует в хате, то на прощанье поломает скамью или швырнет в колодезь ведро. Какое-то непонятное озорство, неуважение к чужому труду и праву, презрение к крестьянам, которые якобы не воюют.
Забывая, что война ведется на русской земле и с русскими людьми, военачальники подвергали население непосильным тяготам. Я сам видел домовитых, зажиточных крестьян, я ни одной минуты не допускаю мысли, что они стали большевиками. Между ними и коммунизмом ничего общего быть не может. Но они не могли не поддаться настроению «большевизма», когда через их деревни прошли казаки».
Россия была крестьянской страной. В Гражданскую войну и красные, и белые выкачивали из деревни ресурсы, необходимые для войны. Основу и красной, и белой армии составляли крестьяне, которые воевать не хотели. Поэтому обе армии начинали с вербовки по идейным мотивам, а приходили к насильственной мобилизации.
Но отчего же в таком случае крестьяне не разбегались сразу? Почему не дезертировали, а продолжали служить?
Крестьяне ценили, что в армии их кормили, одевали. Был такой мотив: надо сражаться до конца, а то поймают, замучают и убьют. Но главное было другое — в такие
Дальневосточные крестьяне не знали, что такое помещичье землевладение, привыкли к воле, потому так возмущались произволом армий Колчака и Семенова. Кроме того, они не успели «распробовать» советскую власть, еще не знали, что такое продразверстка. Поэтому благожелательно относились к большевикам. А белые вели себя разнузданно, демонстрируя презрение к гражданскому населению.
Иногда возмущение охватывало и самого атамана Семенова. 17 июня 1919 года в Чите он подписал приказ № 196:
«Стоит собраться нескольким офицерам в одном из ресторанов, и в результате — путешествие в три часа ночи с музыкой по улице или бешеная скачка верхом по самым многолюдным улицам с угрозою раздавить все, что попадается под ноги, или стрельба в ресторане, или ненормальное распоряжение оркестром, или, наконец, езда на коне по неприспособленным для езды местам…
Приказываю:
Не допускать езды верхом вскачь и даже очень крупной рысью по улицам вообще и особенно по главным, а также там, где по какому-либо случаю более многолюдно. Всем военнослужащим, независимо от служебного положения, не нарушать обязательных положений по городским порядкам. Например, относительно закрытия ресторанов. Не появляться военнослужащим на улице в том виде, когда человек теряет обычный свой вид и перестает логически мыслить…»
Увещевания не помогали.
27 июня 1919 года он подписал еще один приказ: «На станции Карымская два офицера Сводного артиллерийского дивизиона Сводной Маньчжурской Атамана Семенова дивизии поручик Цуканов и прапорщик Гибнер выехали на перрон станции верхом и пытались заехать в зал 1-го и 2-го класса. Не въехали по не зависящим от них обстоятельствам — лошади не послушались. Ясно, что подражали примеру, данному начальником штаба той же дивизии подполковником Сергеевым, который не только ездил по перрону, но въехал даже в зал 1-го и 2-го класса. Требую, чтобы такие безобразия были прекращены…»
Военный министр в правительстве Колчака барон Будберг рассказывал, как офицеры карательных отрядов хвастались своими подвигами. Уверяли, что пойманных большевиков они закапывали живыми, предварительно распоров им животы и выпустив внутренности на дно ямы, чтобы «мягче было лежать».
Но Семенов не хотел, чтобы его считали виновным в чем-то преступном:
«В разных газетах, враждебно относящихся ко мне и подведомственным мне войскам, часто помещают заметки о противозаконных деяниях «семеновцев». В одной газете говорится, что около Читы чуть не неделю на телеграфных столбах висели два железнодорожных служащих, повешенные «семеновцами». В другой указывалось, что жители такого-то населенного пункта без разбора пола были перепороты с раздеванием догола…
Все случаи были проверены, и никто из железнодорожных служащих в Чите не мог назвать фамилии висевших на столбах в течение недели, и они даже не подозревали о столь продолжительном соседстве мертвецов. Никто не мог подтвердить факта порки всех жителей одной деревни без разбора пола и еще с раздеванием. Большая часть из возводимых на «семеновцев» преступлений совершались какими-то самозванцами…»
Гражданская война потрясла страну невероятной жестокостью. Современные методы уничтожения людей соединились со средневековым презрением к жизни. Видя, что творят карательные отряды, крестьяне брались за оружие и уходили в партизаны. Власти отвечали на это репрессиями, и война все больше и больше разгоралась. В конце концов крестьянские восстания охватили всю Сибирь и Дальний Восток.