Осажденные камнем
Шрифт:
— Приветствую! — Едва это слово сорвалось с его губ, он понял, как глупо оно прозвучало. — Меня зовут Натан Рал. Я волшебник, но не из Ильдакара. Я прибыл сюда из далеких земель.
Иксакс не вздрогнули и не шелохнулись — сковывающее заклинание не давало им двигаться. Толстые железные шлемы скрывали их головы, оставляя лишь щелки для глаз. Тяжелые металлические доспехи охватывали тела, делая плечи массивнее, а на нагрудных пластинах было множество круглых выступов с выгравированным символом Ильдакара: солнцем и молниями. Массивные руки были оголены, и шагреневая кожа, не походившая на живую плоть, была усыпана мелкими камешками. Ладони были скрыты огромными латными рукавицами с острыми шипами. У каждого
— Я сожалею о том, что с вами сделали, — сказал Натан, надеясь, что они услышат и прислушаются. — Я знаю, вы не ожидали этого, когда вызывались добровольцами, но сейчас Ильдакар отчаянно нуждается в вас.
Тишина по-прежнему окутывала их, словно плащом. Он даже не слышал дыхания воинов Иксакс. Нужно ли им дышать?
Но он почувствовал незначительную перемену. Пылающие желтые глаза под массивными шлемами слегка сместились, перестав вглядываться в вечность. По спине Натана пробежал холод, и он уверился, что их внимание переключилось на него.
— Повелитель плоти Андре сделал это с вами, и он заплатил за все причиненные вам мучения. Вы могли видеть это своими глазами.
В ночь восстания был пробужден один — всего один — Иксакс, и эта махина разнесла весь особняк, убила Андре и устроила погром в Ильдакаре. Только Натан смог остановить его. Осталось двое.
— Вас создали для защиты Ильдакара, — сказал он. — Я знаю, что изначально было в ваших сердцах: вы были храбрыми солдатами. Ильдакар все еще в опасности — Утрос осадил город. Ильдакар по-прежнему нуждается в вас. — Он глубоко вздохнул. — Даже несмотря на то, что город — нет, не город, а отдельные плохие люди — поступили с вами неправильно. — Он пытался разглядеть в прорезях шлема что-то кроме ярости и безумия в пылающих глазах. Натан задавался вопросом, сколько веков прошло с тех пор, как кто-либо говорил с великанами по-доброму и с состраданием. — Я немного понимаю, что вы чувствуете, ведь я и сам тысячу лет был пленником. Сестры Света держали меня во Дворце Пророков, потому что боялись меня, как многие ильдакарцы боятся вас. Видите ли, я был пророком, а пророчество может быть очень опасным. — Он начал расхаживать туда-сюда, немного расслабившись. Волшебник потер шрам на груди, чувствуя биение сердца и вернувшийся дар.
Он помнил, как еще в детстве зачатки дара вызывали яркие кошмары, помнил свое смятение от проявившегося дара пророчества. Натан происходил из рода Ралов, так что дар не оказался неожиданностью. Но он не знал, что с ним делать.
Он не мог забыть тот день, когда сестры разыскали его, как и всех одаренных молодых людей. Юный Натан все сильнее впадал в отчаяние по мере усиления головных болей, испытывал замешательство и страх из-за обрушившихся на него непостижимых пророчеств. Сестры давали обещания, почти все из которых впоследствии оказались ложью, и он пошел с ними, подчиняясь Рада-Хань, железному ошейнику, с помощью которого сестры контролировали волшебников. Этот железный ошейник с натяжкой можно было сравнивать с бесконечным заточением воинов Иксакс. И тем не менее, он понимал…
— Я вернусь и поговорю с вами снова, — сказал Натан успокаивающим тоном. — Ваша жертва не напрасна, вы можете нам понадобиться. Ильдакар не забыл о вас, поверьте. — Он нервным жестом провел пальцами по длинным волосам, чувствуя, как на лице проступили капельки пота. — Вы оба все еще нужны нам. Правда.
Натан выдержал неловкую паузу, надеясь, что все же достучится до их сознания,
* * *
Выражение лица Ренделла, встретившего Никки возле большого особняка, не скрывало возмущения и злости.
— Пойдем со мной. — Он тяжело сглотнул и повел ее по улицам, спускавшимся с плато. — Советники скоро узнают, но, быть может, мы сумеем предотвратить кровавую бойню. Этого не должно было произойти. — В его голосе звучало отвращение.
Колдунья последовала за бывшим рабом по малолюдным петляющим аллеям, затененным высокими деревьями. В этом районе располагались роскошные бордели, обслуживавшие богачей. Питомники перестали пользоваться большим спросом после ночи восстания, когда прекрасные шелковые яксены убили нескольких дурно обращавшихся с ними клиентов. Никки видела испуганные лица людей в дверных проемах, мимо которых они проходили. Многие были одеты в серую одежду низших классов — это были рабы, отказавшиеся вернуться к работе. Многие из них заняли роскошные дома и особняки, выгнав дворян, которые уже не обладали прежней властью.
Ренделл все еще не объяснил причину своего гнева и тревоги, и Никки это нервировало.
— Почему ты думаешь, что я могу помочь?
Бывший раб повернулся к ней с усталым выражением лица.
— Потому что ты сражалась за нас, Никки. Ты вела нас в ночь восстания, помогла обрести свободу, когда Зерцалоликий предал нас. — В его глазах читалась грусть. — Может быть, они прислушаются к нам с тобой и прекратят кровопролитие.
Они свернули за угол и направились к особняку с мраморными колоннами. Это был один из самых дорогих питомников шелковых яксенов. Десять человек в серой и коричневой одежде собрались в группу, о чем-то перешептываясь. Перед зданием стояла жердь с насаженной головой мужчины. Открытые глаза уже остекленели, челюсть отвисла; уложенная в причудливые локоны борода и тщательно причесанные кудрявые волосы запеклись от крови. С ближайшей колонны свисало подвешенное за ноги обезглавленное тело. На белом мраморе кровью этого аристократа было написано «наш черед».
Желудок Ники сжался, а челюсти напряглись от гнева.
— Мы должны остановить это! — хрипло произнес Ренделл. — Иначе весь Ильдакар обратится против нас.
— Чье тело? — требовательно спросила Никки. — Знаешь имя?
— Лорд Авбур. Утром я получил сообщение, в котором говорилось, что справедливость восторжествовала и чудовище устранено. — Ренделл растерянно покачал головой. — Я не просил об этом. Это может сделать только хуже!
Рядом с собравшимися у особняка стояли пять красивых женщин в платьях из тонкой ткани. На лицах шелковых яксенов было безмятежное равнодушие.
— Лорд Авбур владел тремя питомниками, — продолжал Ренделл. — Слышал, он плохо обращался с ними, но не хуже, чем остальные.
— Они убили своего хозяина? — Никки изучала их бесстрастные лица, но не видела брызг крови на сливочной коже.
Ренделл сжал губы:
— Не думаю. Но обвинят во всем их. Я знаю, что никто из шелковых яксенов не мог написать записку, которую я получил. Большинство не умеет ни читать, ни писать.
Никки почувствовала нарастающее смятение. Она ничего не знала об этом лорде Авбуре, ей не было дела до хозяина шлюх, но с продолжением насилия напряжение в обществе точно не исчезнет.
— В Ильдакаре нужно многое исцелить, но вы никогда не построите лучшее общество, если ваши люди продолжат убивать тех, с кем нужно помириться.
— Я знаю! — простонал Ренделл. — И тот факт, что я получил место в совете, означает, что мы сделали шаг вперед. Но это уже десятая казнь аристократа с ночи восстания. Среди низших классов есть те, кто хочет убить их всех и очистить город.
Пять шелковых яксенов продолжали смотреть на обезглавленное тело, но остальные отошли в сторону.