Ощепков
Шрифт:
Во втором случае, и это может быть еще более важно, знакомство с Азанчевским и обмен опытом в преподавании единоборств и их сравнительном анализе проходили в условиях именно советского Владивостока, когда Ощепков впервые вынужден был «вариться в собственном соку». И он, и его коллега-боксер уже были лишены живого общения, подпитки знаний со стороны мирового спортивного сообщества (хотя, наверно, еще не успели почувствовать этого так остро, как в последующие годы) и практического общения с иностранными мастерами. Исподволь, медленно, почти незаметно, но уже начался процесс «обрусения» дзюдо, перешедший со временем в новую фазу создания нового единоборства.
Учеников во Владивостоке у Ощепкова было не слишком много, но среди них нашлись студенты, достойные своего преподавателя. В числе десяти первых советских инструкторов дзюдо оказались настоящие мастера: Владимир Григорьевич Кузовлев, получивший из рук Ощепкова «предмастерский» коричневый пояс (мастерским ступеням — данам соответствовал черный пояс), ставший тренером во владивостокском клубе после отъезда Василия Сергеевича, а потом сам переехавший в Ленинград и преподававший дзюдо в Институте физической культуры им. П. Ф. Лесгафта; Федор Иванович Жамков, будущий руководитель секции прикладных видов спорта (в том числе самбо) в Центральном совете общества «Динамо»; будущий Герой Советского Союза Дмитрий Федорович Косицын — командир партизанского отряда, собранного из бывших студентов и преподавателей Института физкультуры им. П. Ф. Лесгафта, погибший в Великую Отечественную войну.
Под руководством Ощепкова владивостокские курсы просуществовали совсем недолго — до февраля 1927 года. Дело в том, что общественная нагрузка, самостоятельно взваленная на себя переводчиком, не интересовала
257
Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 34–35.
В начале 1927 года Василий и Мария Ощепковы навсегда попрощались со своей родиной — Дальним Востоком. Им уже никогда не довелось вернуться сюда, но их помнят тут и сегодня. Много лет висит памятная табличка на здании флотского спортклуба на Корабельной набережной, 21, где когда-то преподавал Василий Великолепный, в сентябре 2016 года здесь открыт памятник ему, а в другом спортивном клубе города японцы (!) установили памятный бюст разведчику, всеми силами боровшемуся против их родины, но ставшему пионером дзюдо в России.
Глава восемнадцатая
СИБИРСКИЙ ПРОПАГАНДИСТ
Уезжая в Новосибирск, Василий Ощепков сам еще не осознавал, насколько круто изменилась его судьба. Весной 1927 года он излагал Заколодкину свои соображения по поводу возможностей дальнейшей работы в разведке, думая о будущем, но продолжая жить прошлым: «Если я в настоящее время буду скрыт от официальной службы переводчика при штабе военного округа, то в перспективе можно рассчитывать на успех…» [258] Логика в этом заявлении присутствовала: вся история советских спецслужб свидетельствовала о том, что разведчика можно было вполне успешно перебрасывать из одного региона в другой, не слишком считаясь с его специализацией, знанием языков (был бы хотя бы один европейский, а у Ощепкова был — английский) и опытом работы в конкретных условиях. Одно из множества тому подтверждений — все тот же Зорге, хороший профессионал-германист, работавший в Европе, но в одночасье переброшенный в Китай, а затем в Японию, где его талант разведчика раскрылся в полной мере. В Германии, Китае, Дании и США работал Александр Улановский, Христофор Салнынь и Иван Винаров служили в Европе и Китае, Анатолий Климов — в Китае, Польше, Германии. Примеров, как видите, множество. Главное в такой ситуации было не «засветить» человека перед иностранными разведками, сделать так, чтобы он логично «пропал» из одной страны, а потом столь же естественно появился в другой. При существовавшем тогда уровне обмена информацией подобные шпионские игры были вполне реальны. Василий Сергеевич об этом знал, и для себя он предполагал именно такой вариант развертывания событий. Но, снова и снова в очередной раз обращаясь к истории службы Ощепкова в разведотделе сначала приморского корпуса, а затем штаба Сибирского военного округа, не перестаешь удивляться, мягко говоря, незатейливому ходу мысли его руководства. Иногда складывается ощущение, что Заколодкин и Шестаков просто не знали слов «перспектива» и «конспирация», где уж тут думать о временной консервации и переобучении агента.
258
Лота В. И. Указ. соч. С. 104.
За год до переезда Ощепкова в Новосибирск, в марте 1926 года, там открылось японское консульство, в составе которого, конечно, в столицу Сибири прибыли и японские разведчики, что должны были понимать и в местном отделе ОГПУ, и в штабе округа, располагавшемся неподалеку от консульства. Тем не менее… По сведениям Владимира Лоты, 24 апреля 1927 года Василий Ощепков после девяти часов вечера, закончив тренировку, зашел с учениками в ресторан новосибирского Делового клуба — очевидно, одного из немногих приличных мест в городе, чтобы отдохнуть и перекусить [259] . Ученики — чекист Зацаринный (никаких данных на этого человека пока найти не удалось) и два военных разведчика, очевидно, были в военной форме. Возможно, в ней был и Ощепков. По стечению обстоятельств, в это же самое время японский консул (в 1927 году в Новосибирске работал Огата Сэйсики, но еще сдавал дела его предшественник Симада Сигэру, так что в данном случае непонятно, о ком именно идет речь) [260] тоже заглянул в этот же ресторан в компании с тремя соотечественниками и увидел Зацаринного, которого, по неизвестной нам причине, знал как сотрудника ОГПУ.
259
Там же. С. 105.
260
Lensen A. G. Japanese Diplomatic and Consular Officials in Russia. Tokyo, 1968. P. 43, 142.
Пока японцы ожидали заказа, один из них (неизвестно точно, кто именно, но Лота называет его «переводчиком консульства») подошел к столику, за которым расположились советские разведчики, и поздоровался с Ощепковым, которого назвал «Васири-сан» — как нашего героя называли в Японии еще со времен учебы в семинарии. Василий Сергеевич, в свою очередь, узнал в подошедшем своего бывшего ученика из владивостокского кружка дзюдо, служившего в 1918 году приказчиком в японском магазине. Они разговорились как старые знакомые, и японец вкратце поведал Ощепкову о перипетиях своей судьбы (вернулся в 1922 году домой, устроился на работу в МИД, приехал в Новосибирск, работает переводчиком) [261] . Василий Сергеевич не поверил его рассказу, решив, что японец работает на свою разведку, о чем на следующее утро доложил, как положено, рапортом Заколодкину.
261
Судя по справочнику А. Дж. Ленсена (С. 54), речь может идти о Такахаси Сэйсиро, служившем в японском министерстве иностранных дел в качестве переводчика с русского языка с 1921 года, в том числе в Новосибирске в 1927–1930 годах.
Считается, что именно эта встреча закрыла перед Ощепковым перспективы дальнейшего использования его в качестве агента, хотя есть мнение и о том, что вся история от начала и до конца выдумка по причине того, что изложивший ее автор не дает никаких ссылок на первоисточник (но у Лоты почти все ссылки, скажем так, «законспирированы» лучше, чем был законспирирован сам Ощепков). Кроме того, об инциденте в Деловом клубе и рапорте Заколодкину ничего не написал Лукашев, однако ему показали хоть и многие, но не все документы из личного дела разведчика Ощепкова. Третий довод заключается в том, что в эти же дни Василий Сергеевич опубликовал в окружной газете статью о «дзюу-дзюцу» под собственной фамилией, а значит, к тому времени он уже не был разведчиком, оказался расконспирирован — иначе ему не разрешили бы печататься в ведомственной газете под настоящим именем [262] . Но представления сегодняшнего читателя о высоком уровне конспирации в 1920—1930-х годах вообще чрезвычайно сильно завышены — это можно заметить и по работе Ощепкова на Сахалине и в Японии, а можно вспомнить и случай с Зорге, когда статью, отправленную им в Берлин, напечатала газета «Известия» под его настоящей фамилией [263] , или эпизод с публикацией в августе 1924 года группового фото военных разведчиков — выпускников Военной академии РККА в журнале «Огонек» [264] . Даже если Ощепков, о котором японцы знали, что он уже много лет преподает дзюдо, искусство самообороны, был застигнут ими в компании с Зацаринным,
262
Здесь и далее в описании новосибирского периода жизни В. С. Ощепкова, включая цитаты из газеты, с согласия автора использован источник: Горбылев А. М. Новосибирский период в деятельности В. С. Ощепкова. (Рукопись).
263
Зорге Р. После путча // Известия. 1936. 15 апреля.
264
Горбунов Е. А. Указ. соч. С. 41.
265
Кимура Хироси. Три лица одного писателя // Бунгэй Сюндзю. 1974. № 1. С. 633. (Япон. яз.)
28 мая, то есть через месяц после досадного, но излишне раздутого инцидента в ресторане новосибирского Делового клуба, Заколодкин сообщал в Москву главе Разведупра Штаба РККА Яну Берзину: «…Товарищ Ощепков при поступлении на работу в отдел был для нас ценен только как переводчик, знающий японский язык. В настоящее время он изучил японскую военную терминологию и является для нас уже ценным не только как переводчик, но и как высоко квалифицированный специалист, потеря которого была бы нежелательная для нашей работы…» [266] Столь странное и внезапное изменение отношения к раскритикованному совсем недавно резиденту в сообщении шефу всей советской военной разведки наводит на мысль, что Ощепкова кто-то куда-то пытался затребовать, забрать. Кто и куда — неизвестно, но, может быть, самое точное предположение будет такое: Василий Сергеевич сам, как говорится, «навострил лыжи», изо всех сил стремился расстаться с работой, которую не любил, не находил в ней интереса, которая была мелка для него. Похоже, что характер у разведчика-дзюдоиста был непростой. Интеллигентный, прекрасно воспитанный, он не мог мириться с бюрократизмом, бестолковостью и безграмотностью, которые в 1920-х годах до краев наполнили советскую действительность. Возможно, что в такие минуты он становился излишне эмоционален, резок, склонен к не до конца продуманным, импульсивным поступкам. Если это так, то тогда понятно, что имел в виду Бурлаков, когда писал в характеристике, что Ощепков «к систематической работе непригоден и небрежен»). Ощепков органически не мог служить кабинетным переводчиком, ему это было скучно, неинтересно. Работа письменным переводчиком вообще подходит далеко не всякому, кто знает иностранный язык, точно так же как не всякий умеющий стрелять может стать снайпером — для этого надо быть хотя бы немного флегматиком, обладать натурой усидчивой, быть человеком, способным, не нервничая и не теряя концентрации, часами заниматься одним и тем же делом без видимого результата. Не случайно профессиональные японоведы говорят, что японский язык учится не головой, а пятой точкой. Японский язык Ощепков выучил — некуда было деваться, и экзамен в Кодокан выдержал, но потом он всегда стремился к активной, деятельной, даже социально активной жизни. Нравилась ему и деятельность тренера, преподавателя, спортивного наставника и просветителя. В разведке Василий Сергеевич постоянно рисковал и преодолевал риск, часто и, возможно, не без удовольствия оставаясь в положении «сам себе хозяин», самостоятельно строя стратегию и тактику своей жизни, своего поведения. Теперь же перед ним вместо японской полиции, жандармерии, военных оказался другой враг: словари, книги, канцелярские столы, конторская жизнь — быт, тоска и скука. Победить такого врага было куда тяжелее. Подобно одному из героев известного фильма Ощепкову в какой-то момент оставалось только воскликнуть: «Вот она — моя бумажная могила! Зарыли?! Закопали?! Славного бойца-кавалериста…», с той только разницей, что бойцом Василий Сергеевич числился не кавалерии, а разведки, отчего ему, понятно, было не легче. Не случайно, годом позже, окончательно раздавленный несложившейся карьерой и трагедией в личной жизни, он напишет товарищу в Москву о том, что «израсходовал без толку добрую половину своих молодых лет…» [267] . Это при том, что отношение к нему начальства постепенно стало меняться, быт налаживался, да и успехов в дзюдо, как мы скоро увидим, он добился немалых.
266
Лота В. И. Указ. соч. С. 103–104.
267
Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 36.
Возможно, поэтому в рапорте Берзину от 28 мая 1927 года Заколодкин не только приводил лестную характеристику Ощепкову. Видя, что тот тяготится службой, и не находя (скорее всего, и не ища) ему достойной замены, начальник разведотдела запросил у главы Разведупра льготы для бывшего резидента. Состояние здоровья Марии Ощепковой к тому времени серьезно ухудшилось, сибирский климат не шел ей на пользу, и это послужило еще одним важным поводом для беспокойства, метаний ее мужа, отражавшихся на результатах службы. Историки, изучавшие дело Ощепкова (М. Н. Лукашев и В. И. Лота), указывают, что первоначально денежного довольствия военного переводчика — 92 рубля в месяц — ему не хватало на жизнь и лекарства для жены в Новосибирске, и поэтому Василий Сергеевич давил на начальство, а оно переадресовало просьбу в Москву. Берзин согласился с доводами Заколодкина, и Ощепков начал получать дополнительные 30 рублей в качестве надбавки за классную квалификацию, а с августа 1927 года еще 12 рублей за переводы с английского языка. Изменился и его статус тренера на общественных началах, который бывший резидент имел во Владивостоке. Теперь Василий Ощепков тренировал сотрудников ОГПУ, Рабоче-крестьянской милиции и военных за деньги — всего набиралось до 150 рублей в месяц [268] . В целом же совокупный заработок нашего героя мог достигать более 250 рублей, а это очень много: в том же 1927 году средняя заработная плата чиновников в учреждениях Дальневосточного края, наиболее близкого к Сибири, составляла 95,4 рубля в месяц [269] , рядовой милиционер в Новосибирске получал 35 рублей, а местный начальствующий состав ОГПУ — до 190 рублей в месяц. Следовательно, только дополнительные выплаты Василию Сергеевичу вдвое превосходили обычное жалованье среднего «управленца» тех времен и превышали доходы даже его собственных начальников. Неизвестно, работала Мария Григорьевна или нет (вряд ли), но в любом случае — Ощепков зарабатывал много, достаточно много и для того, чтобы время от времени ужинать с друзьями в престижном и дорогом Деловом клубе.
268
Лота В. И. Указ. соч. С. 52–53.
269
Головин С. А. Имущественная дифференциация доходов населения СССР в 20—30-е годы XX века // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. 2008. № 66. С. 179.