Оседлавший Бурю
Шрифт:
Наконец Дрейг отодвинул опустевшую миску, встал и резко выругался.
— Мне действительно нравится Кэлин Ринг, — сказал он.
— Ты же говорил, что тебе никто не нравится, — обиженно ответил Эйан.
Дрейг рассмеялся:
— Он воин, у него твердый характер. Когда варлийцы взяли в плен его женщину, он не задумываясь пошел туда и вытащил ее. Этим нельзя не восхищаться.
— Он тебя избил и нос сломал, — возразил Эйан. — Не стоит нам в это ввязываться, Дрейг. Сам знаешь, какой Тостиг подлец, к тому же мечом и кинжалом владеет. Кэлин Ринг сам разберется.
— Не разберется, — покачал головой Дрейг, — если его не предупредить. Схожу-ка я в Айронлатч.
— Я с тобой не пойду.
— А кто тебя зовет?
— Мы не риганты, братец. Мы никому ничего не должны.
— Я и не спорю.
— Ты не думал, вдруг заказчик — Мойдарт?
— Думал, — ответил Дрейг, которому вдруг стало неуютно при звуке этого имени.
— Если узнает, что мы пошли против него, сам знаешь, кого он к нам пошлет.
Дрейг поежился и не ответил. Да, он знал, кого пошлет Мойдарт. Ищейку Хансекера с его проклятым серпом. И лежать тогда голове Дрейга в мешке.
— Хансекера, — сказал Эйан. — А от него не спрячешься.
— Успокойся, Эйан! Однажды он тоже не справился! Того борца, Чайна Шаду он так и не поймал. Говорят, Гримо увел его у Жнеца из-под носа. Значит, Жнец не демон, и бояться его нечего.
— Я даже думать о нем боюсь, — заявил Эйан.
Дрейг поднял с пола из угла старую медвежью шубу, встряхнул и накинул на плечи.
— Мы не станем ни во что ввязываться, — пообещал он. — Я просто перекинусь с Кэлином Рингом парой слов, и все, поминай нас, как звали.
Чара Ринг задумчиво стояла у окна темной спальни и, кутая тонкие плечи в синюю с зеленью шаль, смотрела на залитый лунным светом снег и на острые зубья далекого горного хребта.
Пять лет назад ее похитили варлийские солдаты, привезли в форт при Черной Горе, где жестоко избили и изнасиловали. Сны нередко возвращали ее в то подземелье, она слышала хохот солдат и мерзкую ругань предателя Вуллиса Свайнхема. Несметное количество раз Чара убеждала себя, что худшее позади, и ужасы того дня больше не имеют над ней власти. Сейчас она понимала, что была не права. Они навсегда останутся с ней, как незаживающая рана.
Чара не сомневалась ни в своей любви к Кэлину Рингу, ни в том, что чувствует в его объятиях. Обычно ей удавалось забыться, иногда это даже было приятно. Когда-то, вместе с Живущей, она посмеялась над тем, как важна для нее физическая близость с мужем. В чем-то это было правдой. Чаре было необходимо чувствовать, что она желанна для Кэлина. Однако часто, на пике удовольствия, перед ней представали уродливые, искаженные похотью лица насильников. Подсознание вновь выплескивало наружу давно пережитый кошмар, пыталось заставить закричать, оттолкнуть от себя мужа. Но Чара сдерживала себя, вспоминая, как Кэлин пришел, чтобы освободить ее.
Они с Райстером безрассудно ворвались в форт, убили солдат в сторожке и переоделись в их форму. Потом Кэлин пробрался в подземелье и освободил ее. Чара оглянулась на спящего мужа. Он лежал на спине, откинув одну руку. Шрам на щеке будто сиял, освещенный лунным светом. Чара вспомнила причину его появления — дуэль на саблях с ее братом, Балом. Будто целая жизнь прошла с тех пор. Будто существовало две разные Чары: тогда и сейчас.
Она больше не говорила с мужем об этих воспоминаниях. Кэлин слишком пекся о ней, пытался найти «лекарство» от них. Иногда его забота казалась трогательной, чаще — приводила в ярость. Изредка Чара выговаривалась Живущей. С ней было проще, она просто слушала, не надоедая глупыми советами.
Худшее случилось осенью, когда они с Кэлином поехали в Черную Гору, чтобы пополнить запасы еды. Пока их фургон загружали, они отправились гулять и спустились к лугу у ручья. Стоял великолепный ясный день, светило теплое солнце, будто летом. Чара, спокойная и счастливая, держала Кэлина за руку и смеялась его шутке. Навстречу им тоже шла супружеская пара, вокруг них резвились четверо детишек: трое мальчиков и девочка с каштановыми волосами. Увидев лицо мужчины, Чара остановилась как вкопанная.
Это был один из тех солдат, что изнасиловали ее.
Она думала, что все они погибли в битве на перевале Ригантов, когда ее муж провел воинов по почти отвесному склону в тыл варлийского войска. Ей было необходимо верить в то, что они погибли, что они наказаны за содеянное.
Недвижимая Чара стояла и смотрела, как семья насильника спускалась к ручью. Он обернулся, увидел ее и помахал рукой. Казалось непостижимым, как он мог не узнать ее, но Чара поняла, что так и случилось. Ее сердце рассыпалось в пепел. Этот человек едва не разрушил всю ее жизнь. И вот он как ни в чем не бывало в солнечный день гуляет с семейством у ручья.
Часть ее рвалась рассказать Кэлину, что сделал этот человек. Часть ее жаждала увидеть, как муж подойдет к насильнику и вырвет у него сердце. Но лишь часть, небольшая часть. Ни дети, ни жена не были виноваты в его преступлении. Утихнет ли боль Чары, если на ее глазах женщина лишится мужа?
Чара прикусила губу и отвернулась.
— Что случилось? — спросил Кэлин.
— Голова болит, — ответила она и снова взяла его за руку. — Не обращай внимания. Пойдем обратно в город, поищем, где можно перекусить.
В неверной предрассветной дымке появился силуэт плотника Сенлика. Он доковылял до дальней калитки и стал возиться с замком. По утрам, особенно зимой, его хромота на левую ногу становилась сильнее. Он сильно состарился с предыдущей осени, когда его разбил паралич. Его голова совсем побелела, говорить он стал невнятно, а когда улыбался, что теперь случалось все реже, левая сторона его лица не двигалась. Левая рука уже почти не слушалась. Он с трудом отпер калитку и его пес, Лоскуток, черно-белая дворняга, выскочил за ограду.