Осень и Ветер

Субботина Айя

Я зверски устала и практически проваливаюсь в сон, но нахожу силы сходить в душ. А когда выхожу, то в домомфоне раздается звонок. Любовь Викторовна смотри на меня с нескрываемой паникой: с моим почти монашеским образом жизни в этом доме давним-давно нет поздних визитеров. Снимаю трубку — и голос, который, как я думала, успела забыть, скользит по слуху, словно пенопласт по стеклу.

— Ева, нам нужно поговорить, — требует мой бывший муж, Андрей.

Я с шумом втягиваю воздух через сцепленные губы. Как он нашел меня? Я сменила квартиру

после нашего развода, а он, насколько мне известно, в то время уже был вместе со своей новой любовью где-то в Италии. Хотя, не важно: я выбросила из своей жизни всех наших общих друзей, но большая часть этих людей жила со мной в одном городе и так или иначе, но мы пересекались. При желании, узнать, где я живу, не такая уж непосильная задача.

— Если человек не отвечает на постоянные названивания, значит, говорить он не хочет, — говорю спокойно и сухо, но пальцы на трубке домофона сжимаются так сильно, что это почти физически больно.

— Я хочу поговорить о дочери.

— Просто замечательно, что спустя четыре года ты, наконец, вспомнил о ее существовании.

— Ты сама хотела, чтобы я больше никогда…

Я перебиваю его на полуслове. Да, я хотела. Хотела, чтобы этот человек больше никогда не появлялся в нашей жизни, и, хоть этого поступка никто не одобрил, сразу, как только Маришка начала задавать вопросы о папе, рассказала ей, что папа нас бросил ради другой тети. Пусть моя дочь растет и понимает, что мужчины иногда бывают вот такими мудаками.

— Что тебе от нас нужно? Твоя крашеная любовница в курсе, где ты находишь в такое время?

— Мы расстались.

Почему я не удивлена? С трудом, но все же сдерживаю горький смех. Все так банально, что даже зубы сводит: Андрея пнули под зад, и он вдруг вспомнил, что где-то там, позади, осталась тихая гавань. Очень глупое заблуждение, потому что ту гавань давно смыло штормом нашего развода.

— Ева, прошу тебя… Хорошо, хотя бы просто встреться со мной. У меня подарок для Марины.

Мне очень хочется послать его подальше вместе с подарком. Что такое он может купить моей дочери, у которой и так есть все, кроме, разве что, личного пони. Но я понимаю, что дальнейшие попытки будут лишь бессмысленным сотрясанием воздуха, и как бы там ни было, но я выставлю себя упрямой ослицей.

Кроме того…

Какой женщине не хочется, чтобы бывший увидел ее спустя годы и понял, кого он потерял? Минута триумфа — так, кажется, это называется.

— Завтра, в два часа дня, в «Мандарине». У меня будет «окно».

— «Мандарин»? Это где?

— Захочешь — узнаешь.

Я кладу трубку и поворачиваюсь к Любе. Она смотрит на меня с тревогой, так что приходится выкроить спокойную улыбку.

— Это просто визит из прошлого, Люба, — говорю я вдогонку улыбке.

Но мы обе знаем, что жизнь куда сложнее.

Глава третья: Ветер

— Наиль, ты не виноват.

Выставляю руку вперед, мысленно ставя между собой и

вторым хирургом — Татьяной Ждановой — воображаемую каменную стену.

Каждый раз одно и то же. И после каждого раза я почти уверен, что это — конец, что болеть уже не будет. Когда же наступит пресловутое «профессиональное выгорание»? Когда я перестану видеть на операционном столе… А, блядь!

Срываю окровавленные перчатки, бросаю их в бокс.

— Я поговорю с родителями, — предлагает Татьяна.

— Не нужно, я сам.

Девочку привезли с ножевым ранением брюшной полости: сожитель ее матери обкурился какой-то дряни, и голоса в голове приказали ему вынуть из ребенка Сатану.

Ее мать сидит в коридоре: всклокоченная, не первой свежести женщина. Срывается на ноги сразу же, как видит меня. Первое, что мне хочется сделать: уебать ей как следует, до кровавых соплей, чтобы кровь из ушей потекла. Как, как блядь, можно было оставить пятилетнего ребенка с наркоманом?! Не удивлюсь, если она и сама «мажется».

С каменным лицом сообщаю ей, что девочку спасти не удалось. Она что-то невнятно мычит и даже не пытается плакать. Просто пятиться, чтобы наткнуться коленями на скамейку и усесться на нее.

Вот и славно. Лучше так, чем истерики.

Курить. Хочу курить, хоть две недели держался, пытаясь завязать.

Ну и похеру.

В кофе-автомате беру «американо» и выхожу на крыльцо. Прохладный пряный воздух сентября навевает тоску. Бросаю взгляд на время на экране телефона: половина второго ночи. На экране висят ярлычки входящих сообщений «WhatsApp»’а. Ни с кем не хочется говорить. Ни с кем, кого я знаю. «Зацени, какая цыпочка?», пишет мне мой старый приятель Ян, и присылает не очень четкую фотографию девушки со спины. Почему-то на несколько минут прилипаю взглядом к ее длинным, почти до талии волосам, завитым тугими змейками локонов.

Мысль о прошлом, в котором и у меня была женщина с такими же длинными волосами, застает врасплох. Я почти чувствую их мягкость в кулаке, но быстро выбрасываю воспоминание из головы. Нет уж, по шлюхам тосковать — себя не уважать.

Я выхожу из-под козырька крыльца, сажусь на скамейку, прямо под мелкий дождь.

И зачем-то нахожу в телефоне номер, который подписал: «Незнакомка». Нафига, спрашивается, сохранил? И самое интересное, нафига сейчас звоню? Чтобы услышать, что нормальные люди в такое время уже спят? Интересно, она матом меня пошлет или ограничится «придурком»?

Странно, но она отвечает после третьего гудка: не очень похоже на человека, который смотрит сладкие сны.

— Привет, добрый детский доктор, — говорит она.

Жмурюсь, как губка, впитывая мягкий голос. Он не то, чтобы сексуальный: скорее теплый, нежный, аккуратный, как будто она боится порезать язык о лишние слова.

— Привет, девушка с приятным голосом, — отвечаю я, чиркая зажигалкой и делая первую, глубокую затяжку. — Не разбудил?

— Я не спала, — отвечает она.

— Почему?