Осень на краю
Шрифт:
– Понятно, – сказал Георгий Владимирович, выслушав всю историю. – Да, понятно теперь, зачем Грачевский к Малинину наезжал.
– Как, вы об этом знали и до моего прихода?
Шурка был поражен.
– Да, – кивнул Охтин. – Мы следили за Малининым уже некоторое время… несколько месяцев. Много разных людей его посещает – но Мурзика, сразу скажу, среди них не было. Видимо, они крепко конспирировались. Появление там Грачевского нас очень удивило. Конечно, могли быть разные причины для его посещения. К примеру, понадобилось старые связи тряхнуть. Морфий-то Малинин уже ему не добывал, доступа в аптеку не было. Вот и решили
– Не суть важно, – нетерпеливо сказал Смольников. – Какое это имеет значение? Главное – результат… Кстати, о результате – давайте-ка соберем вместе, что у нас есть: что мы сами нашли и что нам господин Русанов в клювике принес.
– Первое касаемо Мурзика, или товарища Виктора, кому как нравится, – начал Охтин. – Когда Грачевский его увидел, он только в первую минуту подумал о явлении призрака. Несмотря на то что жизнь Яков Климович посвятил иллюзиям – актер все-таки! – человек он реалистический и прекрасно понимал: если видишь ожившего мертвеца, значит, это вполне живой человек, который и не думал умирать. А если люди считают его мертвым, значит, он хочет, чтобы так было. И Грачевский пошел к единственному человеку, с которым мог обсудить появление Виктора, – к Малинину.
– Он сказал вам, Русанов, что и раньше знал: брат покойной жены Малинина работал сторожем в сгоревшем морге? – перебил Охтина Смольников.
– Да, я так понял, Яков Климович знал, но, конечно, ему и в голову не приходило задумываться об этом. Кто мог предполагать… – сказал Шурка.
– Вот именно! – развел руками Смольников. – Кто мог предполагать, что Мурзик окажется не убит, а только ранен, и что очнется он именно в морге, на глазах человека, который был осведомлен и о политических связях Малинина, и о том, кто таков на самом деле Мурзик… К несчастью, сам сторож тоже принадлежал к сочувствующим. Он немедля дал знать о случившемся Малинину – или товарищу Феоктисту, это уж кому как больше нравится. Тот явился под покровом ночи. Мурзик был уже перевязан.
– Живучий же, черт! – проворчал Охтин. – Недаром у него кличка кошачья. Живучий, что твоя кошка! А у нас в тот вечер, как назло, суматоха была… из-за меня…
– Да, вы после обыска в доме Морта помирать вздумали, это я отлично помню, – усмехнулся Смольников. – Вы лежали в бесчувствии от потери крови, Аверьянову забрали в тюрьму, Морта тоже, и ту девушку… проститутка она, что ли. Имя такое чудное… забыл!
Охтин пожал плечами:
– И я не помню. Нет, помню! Любовь Милова, вот как ее звали.
– Это имя и фамилия, а прозвище у нее было – вспомнил! – Милка-Любка, в самом деле чудное, – сказал Смольников. – Я ее в те времена часто видел около часовни Варвары-великомученицы, я же там живу в двух шагах.
Охтин качнул головой:
– Век себе не прощу… Как она под пулю подвернулась, не пойму я! Кинулась неожиданно…
– Кто? – замирая от любопытства, спросил Шурка. – Милка-Любка? Пр… ну, в общем… она погибла?
– Да нет, сестра ее погибла, – с досадой сказал Охтин. – Сестра, Вера Милова, мирская монахиня, служила в часовне Варвары-великомученицы. Маленькая такая,
– Забудем, Григорий Алексеевич, – резко сказал Смольников. – Ясно же, что вашей вины тут нет. Мурзик своими знаменитыми ножами несколько наших агентов положил и городовых. Я прекрасно понимаю, почему нам в тот вечер было не до Мурзика – своих оплакивали. А боевик… Сдох, думали мы, ну и сдох, и хорошо.
– А он, оказывается, живехонек… – вздохнул Охтин.
– Ладно, продолжим. Когда троица негодяев – Мурзик, Малинин и его шурин, сторож морга… Как его фамилия, кстати? – продолжал Смольников.
– Бурлаков.
– Когда они собрались на «военный совет в Филях» по поводу воскресения Мурзика, они прекрасно понимали, что ему нельзя вот так просто взять и исчезнуть из морга. Сразу стало бы всем все понятно. Поэтому Мурзика той же ночью уволокли в надежное место, а потом в морге устроили пожар. Упала керосиновая лампа, вспыхнул небрежно закупоренный формалин… В нем хоть и незначительное количество спирта, а все же есть чему гореть! Дом был старый, обветшалый… Словом, по всяким причинам бывают пожары, сгорают десятки и сотни домов, почему бы не сгореть и моргу? Бурлакова выгнали в три шеи, но под суд не отдали – он там якобы какие-то документы пытался выносить, даже обгорел немного…
– А разбираться с обугленными трупами, конечно, и в голову никому не пришло, – сердито сказал Охтин. – Ужасно еще у нас все это поставлено… Извините, ваше превосходительство.
Смольников только плечами передернул, ничего не сказал.
– Ох и типус же он, тот Малинин, – пробормотал Шурка. – Просто какой-то покровитель всех злодеев. И с боевиками связан, и еще племянник у него был донельзя подозрительный…
И тут Шурка замер, и обмер, и уставился на Охтина…
– Ага, – усмехнулся Смольников. – Наконец-то и про пресловутого племянника вспомнили, про покойного господина Кандыбина! Мы уж с Охтиным думали, вы позабыли разговор о нем… Ну-ка, господин Русанов, к каким выводам вы сейчас пришли? Очень уж лицо у вас сделалось… этакое! Любопытно будет проследить за ходом вашей мысли.
– Кандыбина убили где? В Андреевских номерах! – чуть не закричал Шурка. – А ведь именно там я слышал голос солдата – Мурзика, как можно теперь с уверенностью утверждать. Кандыбин, племянник Малинина, был совершенно определенно связан с Мурзиком, может быть, обделывал какие-то темные дела под его руководством, Мурзик ведь не только боевик, но еще и вор, ведь верно?
– Верно, только на сей раз расклад сил был иной: Мурзик работал под руководством Кандыбина, – уточнил Охтин.
– Вот те на! – не поверил Шурка.
– Представьте себе – именно так, – подтвердил Смольников. – Помните объявления, которые вы с Григорием Ефимовичем нашли в редакции?
– Двумя почерками переписанные? Конечно, помню! Там еще в каждом двойка была. И все они начинались со слов «беженец» и «беженка». Отлично помню. Я Станиславе Станиславовне про них рассказывал, когда уговаривал ее пойти дом на Спасской осмотреть. Ведь он был упомянут в тех объявлениях.
Смольников и Охтин обменялись мгновенными взглядами.
– А что? – встревожился Шурка.