Осень прежнего мира
Шрифт:
— Я бы предпочёл это не обсуждать, — ответил наконец Бревин. — И вообще, Олли, такие вопросы не задают. Ещё год назад ты бы получил от меня по шее за такие расспросы. Что значит — «разумнее»? Наши законы создавались у нас; жизнь у нас другая, вот и законы вышли другие. Опять же, здесь все должности в магистрате — выборные. У нас такого сроду не бывало. У нас так: новый князь — новые законы. Как правило.
Некоторое время все шли молча.
— Я вижу, ты не любишь обсуждать правительство, — заметил Веркласс, когда вдали показался вход во Дворец Мысли. Часы,
— Привычка, — пояснил Бревин, приглаживая волосы. — У нас в Шантире можно нажить массу неприятностей, обсуждая власти. Нечего их обсуждать. Власти есть власти — либо им повинуешься, и тогда надо делать, как говорят, или нет — и тогда вообще делай, что хочешь. Пока не попадёшься, конечно.
— Как-то всё очень просто, — вздохнул Веркласс. — В Шантире мне бывать не доводилось, но в Киншиаре бывал. Там схожие нравы. Не знаю, как в Шантире, а в Киншиаре я устал от соглядатаев. Иноземцев, конечно, за хулу в ямы не сажают, но на штраф можно нарваться. Достаточно даже принять неправильное выражение лица в присутствии должностного чиновника. Утомительное, скажу я вам, занятие — постоянно следить за собой. Здесь как-то проще.
— Вот и я расслабляться начинаю, — кивнул Бревин. Внешний двор Дворца был местом всеобщего доступа. Внутренний же был отгорожен отдельной стеной, увенчанной каменными изваяниями богов (преобладали статуи Эзоксу). Вход туда позволялся не всем, хотя, конечно, стражи не было. — Правда, князю… возможному князю… — поправился он с некоторым усилием, — не полагается следить за языком…
— Ещё как полагается, — возразила Коллаис. — Вспомни своего двоюродного братца.
Воцарилось неловкое молчание.
— Что с ним случилось? — осторожно спросил Ользан.
— Не имеет значения, — отмахнулся Бревин. — Да и вообще, о чём мы спорим? Когда я смогу сказать «вот я и дома», вот тогда и будет, о чём поговорить.
Не успел он произнести эту фразу до конца, как Ользану померещилась странная вещь. Контуры Бревина и Коллаис странным образом смазались и сместились. Длилось это долю секунды, и тут же всё вернулось в норму. Однако что-то неестественное проглянуло из-под их настоящих лиц. Что-то очень странное. Ользан вспомнил, что предполагала его интуиция. Что брата с сестрой, вероятно, связывает не одно проклятие. Однако они были у специалистов по снятию проклятий и те с уверенностью утверждали, что всё нормально…
— … так что я сделал набросок. Олли, ты с нами? — Веркласс потрепал его по плечу. Ользан с трудом оторвался от размышлений и взглянул в сторону лучника. Тот протягивал ему лист бумаги.
— Вот примерный план твоих выступлений, — повторил тот. — Не перепутай. Первое — общественное. Для всех. Второе — для специалистов, в Малом зале. Между выступлениями у тебя будет интервал примерно минут в двадцать — успеешь перекусить. Наброски у тебя с собой?
— Ага, — Ользан кивнул и похлопал себя по «кошельку».
— Ты сделал наброски! — воскликнула Коллаис и подошла поближе. — Почему же нам ничего не показал?
— К сожалению, я его попросил об этом, — пояснил Веркласс. — Мы были наняты для похода в заранее выбранное место, поэтому материалы о походе будут просмотрены сначала на закрытом выступлении. То, что будет позволено, передадут для всеобщего доступа…
Взгляд девушки был красноречив. Она улыбнулась и Веркласс тут же потерял своё красноречие.
— Хотя… из каждого правила бывают исключения… — он повернулся к Ользану. — Не пойму, чего это я за тебя отдуваюсь! На, держи, — он вручил художнику лист и исчез в толпу. — Тебя вызовут! — крикнул он уже издалека.
— Так покажешь? — повторила Коллаис, прикасаясь ладони Ользана. Тот кивнул.
— После выступления, хорошо? Вам-то я доверяю, но вокруг сейчас столько глаз…
— Ловлю на слове! — Коллаис кивнула головой.
Все трое отошли в сторонку, чтобы не попадаться на пути у тех, кто входил и выходил из Внутреннего Дворца. А таких было немало.
— Давно хотела спросить, — произнесла Коллаис и указала на «кошелёк». — Что за странности у тебя с этой штукой? Что это вообще такое?
— А, — махнул рукой её брат. — Бездонная сумка. Кстати, стоит целого состояния. Всё, что в неё кладётся, становится невесомым.
— Правда? — глаза девушки загорелись.
— Не совсем, — поправил Ользан. — Не становится невесомым, а уменьшается в весе. И никакая она не бездонная. Хотя, конечно, влезет в неё очень много… Кстати, здесь её называют «кошельком». Или как Бревин сказал.
— Что-то я у тебя раньше этого «кошелька» не видел, — Бревин подошел поближе. — Он у тебя что, от чужих глаз заколдован или как?
— Не совсем, — Ользан подмигнул Коллаис. — У тебя хорошее воображение?
— А что? — Бревин недоумённое приподнял голову.
— Отвернись и вообрази, что ты хочешь меня ограбить. Только вообрази это на самом деле. Всерьёз. Ну?
Бревин послушно отвернулся и спустя десяток секунд перевёл взгляд на Ользана.
«Кошелька» на поясе не было.
— Что за… — Бревин прикоснулся к тому месту, где был крохотный коричневый мешочек. Пальцы его встретили пустоту. — А? Вот это да! Как это делается?
Ользан пожал плечами.
— Такой мне уже подарили.
— Как интересно, — Коллаис попыталась приподнять «кошелёк» на ладони, но… рука её прошла насквозь. От неожиданности Коллаис оступилась и едва не упала.
Тут уж Ользан не выдержал и рассмеялся: вид у обоих шантирцев был донельзя озадаченный.
— Кто бы мне такое подарил, — мечтательно протянул шантирец. — Слушай, Олли, признайся — кто это из твоих друзей такой богач?
— Ты вряд ли его знаешь, — пожал плечами художник. — Один из Магистров. Помог мне, кстати, устроиться художником.
Улыбка сошла с лица Бревина.
— Ты что, имеешь дело с Гильдией?
Имелась в виду, конечно, Гильдия Воров — объявленная недавним решениям правительства Федерации вне закона. Говорили, что Гильдия находится в состоянии упадка: десять лет назад ни одно правительство Ралиона не осмелилось бы на такой шаг.