Осень прежнего мира
Шрифт:
По комнате распространился запах ландыша. Поздновато для них, подумал Ользан невпопад и молча посмотрел в глаза вновь пришедшей.
— Я Мелларно, — представилась целительница и чуть наклонила голову. — Приятно видеть, что вы поправляетесь. Что-нибудь болит?
Ользан молча похлопал себя ладонью по лбу. Отчего-то он почувствовал себя страшно уставшим.
— Понятно, — она без лишних слов откинула одеяло и принялась тщательно рассматривать его, время от времени прикасаясь прохладными пальцами. Ользан почувствовал себя неловко,
Отпираться было бессмысленно. Она явно знала ответ заранее.
— Да, — Ользан почувствовал себя намного лучше, когда его вновь укутали. — Минуты две назад. Или три. — Он вновь запрокинул голову и попытался взглянуть на часы. Безуспешно.
— Сейчас вам принесут поесть, — Мелларно делала какие-то записи в небольшом блокноте, — а потом мы поговорим. До тех пор, пожалуйста, не вставайте.
И поднялась.
— Подождите, — запротестовал юноша. — Мне нужно…
— Не вставайте, — повторила целительница, уже закрывая за собой дверь. Ользан безмолвно выругался и покорно закрыл глаза.
Ему уже доводилось лежать в больнице — с жёлтой лихорадкой — и он успел возненавидеть это занятие на всю оставшуюся жизнь. Ощущение полной беспомощности, смешанное с ощущением того, что ты — экспонат в зверинце, в общей сложности было унизительным и выматывающим душу.
С другой стороны, был ли какой-нибудь выбор? Он закрыл глаза и почти немедленно дремота охватила его. Он очнулся от стука в дверь.
Бревин рвал и метал.
— Куда он делся? — спрашивал он, вышагивая по комнате взад и вперёд. Коллаис, побледневшая, но спокойная, сидела рядом в кресле и следила за тем, как брат мрачно расхаживал по комнате.
— Говорят, что забрали в больницу. С ним там стало нехорошо.
— Уж этот мне юг… — Бревин в сердцах хлопнул ладонями по столу. — Болезней больше, чем комаров на болотах. Как тут только все не перемёрли… Ты заходила в лечебницу?
— Да, — терпеливо ответила Коллаис. — Я тебе говорила это уже два раза. Он не в Оннде. Куда его забрали, толком никто не знает.
Вещи Ользана — кроме одежды — таинственным образом возникли у него в комнате, когда раздосадованные шантирцы вернулись со столь странно завершившегося выступления. Из-за дверей Малого зала вначале донёсся оживлённый гул голосов, какой-то треск и щелчки, а потом наружу повалили возбуждённые до крайности маги. Толку от них было немного: на вопросы они не отвечали. Ользана же в зале уже не было.
Бревин только и успел уловить, что из зала тянет слабым запахом озона.
— Объясни мне вот это, — повернулся он к сестре и указал на «кошелёк» Ользана, что спокойно лежал на столе. Бревин попытался взять его, но без особого успеха. И так, и этак опускал на него пальцы, пытался использовать другие предметы — всё проходило насквозь. Под конец наклонил стол — но «кошелёк» словно примёрз к его поверхности.
— Ничего не пойму, — Бревин яростно чесал затылок. — Что он — пришёл, оставил вещи и испарился?
Ответа не последовало.
— Ну хорошо, — Бревин кончил мерить комнату шагами и остановился у двери. — Я пойду в магистрат, послушаю новости и вернусь. Никуда не уходи… — он повернулся уже на пороге. — Так ты говоришь, что вчера он был ещё в полном порядке?
— Насколько я могла судить, — Коллаис пожала плечами. — Больным не выглядел. Уставшим — да. Но не больным. — Она встала и поправила свой медальон. — Ну что, ты идёшь?
Захлопнулась дверь и Коллаис осталась одна. Походив по комнате в задумчивости, она положила ладони рядом с «кошельком» и побарабанила пальцами по столу.
— Как ты здесь оказался? — спросила она вполголоса.
Неожиданно обгоревший клочок бумаги лёг на стол между её ладонями. От неожиданности девушка вздрогнула. Пригляделась. Клочок был чуть меньше ладони, залит в прозрачную светло-жёлтую смолу. Для сохранности, подумала она. Как-то слышала, что старинные манускрипты иногда заливают смолой — поскольку прикосновение может обратить их в прах. Осторожно приподняла твёрдую пластинку, в которую превратилась бумага и поднесла к свету. Буквы были нанесены давно и текст подвергся атаке как огня, так и воды.
— «…чины…» — слова разбирались с трудом. Коллаис прищурилась, силясь рассмотреть буквы. Жаль, что нет увеличительного стекла. — «…тогда… только тот, кто не… магию, сможет увидеть все семь её цветов…» О боги!
Едва она прочла последнее слово, клочок вздрогнул у неё в руках. Коллаис уронила его на стол и поспешно отошла подальше. На миг ей почудилась толстая книга, лежащая на столе. Незримый ветер яростно перебирал её страницы, часть перелистывая, часть отрывая и унося прочь. Затем контуры тома стали неясными, расплылись и остался только клочок, залитый в смолу.
Коллаис пригляделась. Поверх едва различимого текста проступили другие буквы. Коллаис они были незнакомы, но она вышла из состояния оцепенения, когда увидала, что контуры нового текста постепенно меркнут. Схватив первое попавшееся перо и лист бумаги, она лихорадочно принялась перерисовывать текст. Времени хватило в обрез — девушка едва успела сличить последние нарисованные буквы, как последние белесые штрихи пропали с гладкой поверхности смолы.
В комнате стало сразу же как-то темнее.
— Что же всё это значит? — прошептала она, глядя на «кошелёк». Словно в ответ на её слова клочок испарился. Так же неожиданно, как и возник. Бесшумно.
После обеда (или как уж должна была называться эта трапеза) Ользан вновь впал в дремоту, стоило ему только опустить голову на подушку. Он не помнил, ни что он ел, ни кто это всё приносил. Два или три раза ему казалось, что в комнате разговаривают несколько людей, но открыть глаза не было никакой возможности.