Осень прежнего мира
Шрифт:
— Не поворачивайтесь, — произнесли шёпотом за её спиной, и Коллаис вздрогнула. В руке у неё по-прежнему было перо. Что ж, пусть незнакомец подойдёт поближе.
— Вам не стоит видеть моего лица, — произнёс голос равнодушно. — Меня послали, чтобы я передал послание. Я оставлю его и удалюсь. Не двигайтесь.
Коллаис не утратила способности к восприятию окружающего и по-прежнему была готова в любой момент прыгнуть. Медальон на её груди тихонько щёлкнул. Она скосила глаза и увидела, что тот стал безжизненным.
Рука в чёрной перчатке осторожно опустила не край стола довольно толстый пакет и моментально убралась.
— Как вы вошли в дом? — спросила она, стараясь говорить равнодушным голосом.
— Через дверь, — послышался шёпот. — Прощайте.
И скрипнула дверь.
Медальон засиял прежним пламенем.
Коллаис кинулась к двери, но та оказалась заперта. Проклиная всё на свете, девушка повернула ключ в скважине (умудрившись не уронить его впопыхах) и вылетела наружу.
Высокая фигура, закутанная в плащ с головой, скользнула за внешнюю дверь. Коллаис вихрем метнулась к двери, открыла её и оказалась на улице.
Никого. День клонился к закату. Все прохожие двигались неторопливо. По лицам их нельзя было сказать, что мимо них только что кто-нибудь промчался сломя голову — кое-кто взглянул на разгорячённую, растрёпанную девушку, но не обратил на неё особого внимания. Мало ли что происходит!
— Будь ты неладен, — посулила Коллаис и вернулась домой. Заглянув к хозяйке, увидала ту замершей в странной, нелепой позе — с блюдом в одной руке и ножом в другой. От звука голоса Коллаис оцепенение её прошло.
— Боги! — воскликнула хозяйка, подхватывая выпавшее из рук блюдо. — Как вы меня напугали! Что-нибудь случилось?
— Вы никого не видели? — спросила девушка, не став вдаваться в подробности странного визита.
Хозяйка отрицательно покачала головой.
Для неё время не прекращало свой бег. Коллаис кивнула, извинилась за вторжение и поднялась наверх. Тут вдруг её осенило. Воры! Ну ещё бы! Отвлечь внимание хозяев, а пока те гоняются за призраками, спокойно стащить всё, что нужно.
Но увы! Всё оказалось на месте. Коллаис провела ревизию всего их имущества. Все ценные вещи были на месте. В том числе украшения, которые она, не особо церемонясь, оставляла всякий раз на столе. Всё цело.
Коллаис заглянула в комнату Ользана. Пакет по-прежнему лежал на столе. Она рассеянно вошла внутрь, повернула ключ в замке… Кстати! Как это дверь заперлась, когда ключ был вставлен с этой стороны? Так же, как перестал работать медальон, ответил ей голос, прежде почти не подававший жизни. Интересно, что в пакете?
Медальон не отозвался на пакет — значит, если опасность, то не магическая. Тоже, конечно, мало приятного. Ладно. Коллаис отошла подальше от пакета и, сосредоточившись, прочла заклинание.
Пакет засветился золотистым свечением. Если там были ловушки, они должны были сработать. Золотистый свет означал, что ничего опасного для жизни нет. Нет ничего опасного, видимого для этого заклинания, поправил её прежний голос, и девушка вздрогнула. Что это ещё за советчик?
Голос молчал.
Решившись, Коллаис взяла крохотный ножик для разрезания писем и вскрыла толстый внешний слой. Невольно обратила на него внимание. Гербовый конверт, пропитанный парафином, герметично заклеенный. Такой переживёт и попадание в воду и много чего ещё. Дорогое удовольствие. Интересно, что там такого?..
Читаешь чужую почту, не унимался голос. Не стыдно?
— Ни капли, — услышала она свой собственный голос. Если Риви сейчас войдёт, подумалось ей, он решит, что я схожу с ума. Коллаис перевернула конверт и на стол выпали три конверта поменьше и сложенная вчетверо газета.
— Очень интересно, — прошептала она. Только Оннд, Киншиар и Лерей могли позволить себе печатать газеты. Печатный станок был сравнительно недавним изобретением и почти исключительное право на его использование имели те, кто хранил сокровища мысли — университеты, монастыри, музеи. Очень немногим правительствам было по карману приобрести станок и использовать его для своих нужд — специалисты и сырьё стоили баснословно дорого. Газеты, что выпускались с его помощью, расходились среди строго ограниченного круга людей и стоили в буквальном смысле слова на вес золота.
Коллаис поморщилась — запах типографской краски был ей неприятен. Местная газета, только для членов магистрата и высших степеней во Дворце Мысли. Называлась она коротко: «Новости».
Три конверта, помимо газеты. Надпись на каждом: «лично Ользану из Камней Меорна». Медальон зажёгся красноватым светом, когда она взяла один из них в руки. Предупреждение!
Ничего себе! Это что же, сквозь внешний пакет такое нельзя было почувствовать? Она вложила меньший конверт во внешнюю оболочку и поднесла к медальону. Тот не реагировал.
Осторожно и медленно, Коллаис сложила все три конверта во внешний влагостойкий и отложила подальше. Доведётся свидеться с Ользаном в ближайшее время — пусть сам и открывает. Не доведётся — что ж, не по её силам обезвредить такое послание. Красный оттенок мог значить всё, что угодно. Огонь с неба, мерзкие бородавки по всему телу, превращение в животное или отвратительное чудище. Всё, что угодно.
— О боги, кто ж тебе пишет такие письма? — спросила она дрожащим голосом. После слов Ользана о Магистре она немного беспокоилась за молодого художника. Он говорил, конечно, правду — в том смысле, что сам верил в то, что говорил, и всё же… Что это за таинственный гонец, что проникает в дома, парализуя хозяев и не позволяя магии действовать? Жрец? Маг? Ничего ей было не понятно.
Кроме одного: вокруг них собирались некие странные силы, и не все они были доброжелательны. Очень общий вывод, и не самый утешительный, к сожалению. Коллаис взяла в руки газету и принялась читать.
— Вот оно, — псионик, невысокий человечек с большими глазами и совершенно лысым черепом, поднял вверх тонкий палец, когда Ользан кончил декламировать очередную Мантру. Ради безопасности он читал её, вставляя в текст ничего не значащие слова.
Псионика звали странно — Хоффл. Откуда он родом? — думал Ользан, глядя на тщедушную фигурку. По выговору южанин. По цвету кожи — откуда-то с запада. Только на островах жили люди с желтоватым или бронзовым оттенком кожи. Не понять. Спросить же его об этом не позволяла робость.