Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости
Шрифт:
— Десять передовиц и две статьи, и езжай когда захочешь.
— Семь и две, — Андрей торговался «для порядка», понимая, что отдавать долг, скорее всего, не придется.
— Ладно, черт с Вами, пускай будет семь передовиц и две статьи на половину страницы. Сейчас напишу записку, оформляйте командировку.
Командировку Андрею оформили удивительно быстро, где-то через полчаса он уже забирал все нужные бумаги и шел к выходу, осматриваясь по сторонам в поисках Насти. Впрочем, нашла она его сама, выскочив откуда-то из-под лестницы.
— Ты что здесь делаешь? — строго спросил Андрей.
— Тише,
Андрей остановился и посмотрел по сторонам. В конце коридора стоял какой-то мужчина, тряся зажатой в руке стопкой гранок и что-то рассказывал невидимому за скрывавшей его открытой дверью собеседнику.
— Твоих рук дело? Про тебя говорят? — спросил Андрей у Насти, кивнув на явно недовольного мужчину.
— Пойдем уже скорее, дядя Андрей, ну правда, влетит же, — сказала Настя. — Давай, я пойду к выходу, а ты меня закрывай сзади, только чтобы этот не увидел.
— Ну пойдем, — сказал Андрей, — что с тобой поделаешь, но не думай, что так легко отделаешься.
Когда они уже вышли на улицу и отошли от редакции в сторону Пушкинской площади, он спросил:
— Ну, и что ты там натворила, рассказывай.
— Да ничего я не натворила, дядя Андрей. Ходила я по этой редакции, все такие вежливые, всё мне рассказывали, всё показывали, очень интересно было. Ну зашла я к этому дяденьке, он сказал, что ошибки проверяет, а я сказала, что по русскому языку у меня твердая пятерка и я ему могу помочь ошибки проверять. Он смеялся сначала, а потом я взяла у него посмотреть длинный такой листочек, один всего, их же у него много, целая куча, ну, наверное, не очень ловко всё получилось и все эти листочки вдруг рассыпались, и он смеяться сразу перестал, начал топать ногами и кричать совсем не хорошие слова. Я на него не обижаюсь, он, наверное, расстроился немного, но когда он схватил такую длинную железную линейку и хотел меня поколотить ею, вот тут я на него обиделась, потому что детей бить нельзя, правда же, дядя Андрей?
29 октября 1941 года
Дни перед отъездом пролетели очень быстро. Михаил становился всё более мрачным после очередных встреч со своими коллегами, проронив как-то, что самым лучшим выходом было бы этот монастырь уничтожить, лишь бы не следовать их правилам. Лена продолжала ездить на свою работу, признавшись, что мечтает, чтобы всё уже разрешилось. Андрей занимался с Настей, пытаясь вложить в ее голову зачатки английского. Впрочем, она оказалась очень способной ученицей и уже могла если не полноценно разговаривать, то хотя бы спросить дорогу и купить в магазине продукты и одежду. С Леной он старался проводить всё свободное время, которого им всё равно было мало.
Двадцать восьмого все остались дома и после завтрака, не сговариваясь, разошлись по своим комнатам. Андрей остался и попросил Тамару Михайловну:
— Подготовьте, пожалуйста, Елене Сергеевне и Насте еды дня на два-три. Не знаю, пирожки там, мяса отварите, бутерброды, ну, Вы сами знаете, не мне советовать.
— Уезжают?
— Уезжают.
— Как же я без них? Я же привыкла к ним, уже как родные. — сказала Тамара Михайловна. — Конечно
Вечером Андрей пошел к Маслову забирать машину, о чем легко сговорились накануне. Художник прыгал по дому на одной ноге, опираясь на палку — сухожилие никак не хотело приходить в нормальное состояние и гараж пошла отпирать его жена Людмила.
— Знаете, Андрей, мне эта машина совсем не нравится. Она, конечно, красивая, элегантная, но просто занимает у нас в гараже место. Егор так и не научился толком на ней ездить, я не научусь никогда. Думаю вот сдать ее в армию, что ли, там от нее больше толку будет. Вы как на это смотрите?
— Хорошо смотрю, — ответил Андрей. — Каждый помогает родине как может.
— А Вы не знаете, куда обратиться с этим?
— Спросите у Никиты Борискина, он подскажет, что вам делать. Всё, я поехал, — сказал Андрей и завел двигатель. — Значит, как договорились, до завтра.
Перед выходом из дома Михаил отозвал Елену в сторону.
— Последнее напутствие. Смотри, ты девочка умная, надеюсь, повторять не придется. Вот телефон, — Михаил написал цифры на листке, который он вырвал из календаря, — в Монреале. Это адвокат, Аарон Ривкин. Он говорит по-русски. В случае чего... чего угодно, даже если тебе просто покажется что-то, привидится, неважно — звони ему. Он что-нибудь устроит. Номер сейчас запомни, нигде не записывай, никому не говори. Насте в дороге скажешь, пускай она тоже его знает. Это — ваш секретный спасательный круг.
— Миша, ты же сказал, что всё будет в порядке, — растерянно сказала Елена. — Не знаю, как мы там одни будем, чужая страна, языка не знаем...
— Говорят, там украинцев много, как-нибудь устроитесь, — с улыбкой сказал Михаил. — Украинский, конечно не русский, но разберетесь. Шучу, конечно, шучу. Хоть я и уверен, что всё будет хорошо, но никто никогда не может знать, что случится. Скорее всего, этот телефон тебе и не понадобится.
— Украинский я, кстати, знаю, — обиженно сказала Елена. — Я в Полтаве родилась и ридну мову знаю хорошо, так что этим меня не испугаешь.
— Ну и хорошо. Посидим перед дорогой и вперед.
У машины собрались все. Бублик тихо скулил, уткнувшись Насте в колени. Тамара Михайловна загрузила в багажник такое количество еды, которой точно хватило бы на пару дней, как и просил Андрей, только не Лене с Настей, а взводу солдат, и сейчас стояла возле калитки в накинутом на ночную рубашку пальто и время от времени крестила Лену и Настю.
— Ну всё, пора, — скомандовал Михаил. — Андрюха, давай, туда поведу я, а назад ты.
— Ты, Миша, как в Астрахань собрался. Тут ехать всего ничего. Садитесь, поехали, — взял он за руку Лену.
— Дядя Миша, я с тобой, на переднем сиденье поеду, — сказала Настя, усаживаясь рядом с Михаилом. — Покажешь мне, как машину водить, да и видно отсюда получше.
Андрей понимал, что Настя просто уступает ему место сзади рядом с Леной и был благодарен за эту наивную хитрость.
Заблаговременный выезд оправдал себя: дважды их останавливали патрули, так что на аэродром в Щелково они добрались всего за полчаса до назначенного срока. На въезде Михаил показал часовому бумагу, после чего они выгрузили вещи, к ним подошел военный в шинели без петлиц и молча повел их. Идти пришлось метров триста.