Осень в Пекине (др.перевод)
Шрифт:
— Ты же не обязан каждый день с ней трахаться.
— Ей это нравится, — сказал Анн.
Анжель помолчал, но потом все-таки выговорил:
— Ведь ей все равно с кем…
— Мне так не кажется, — ответил Анн. Он задумался, потом сказал, совершенно не рисуясь: — Меня бы больше устроило, если бы она это делала со всеми понемногу, и мне бы было при этом все равно. Но она хочет спать только со мной, и мне пока не все равно.
— Почему ты на ней не женишься?
— Потому что наступит момент, когда мне это действительно будет безразлично… — сказал
— А если не наступит?
— Так могло бы быть, если бы она была моей первой женщиной, — объяснил Анн. — Но сейчас уже все не то. Первую ты очень сильно любишь. Положим, года два. Потом в один прекрасный день ты обнаруживаешь, что она уже не производит на тебя того впечатления, что раньше.
— Почему? — удивился Анжель. — Ты же ее любишь.
— Уверяю тебя, это всегда так бывает, — продолжал Анн. — Конечно, это может продлиться больше двух лет или кончиться раньше, если ты связался с какой-нибудь совсем неподходящей, только в конце концов ты вдруг замечаешь, что другая женщина производит на тебя то же впечатление, что первая вначале, и благодаря этому ты как бы молодеешь года на два. Однако со второй это продлится всего лишь год. И так далее. Имей в виду, ты можешь, конечно, продолжать встречаться с первой, любить ее, спать с ней, но все будет уже иначе. Это становится чем-то вроде привычки.
— Как-то это у тебя все неинтересно получается, — сказал Анжель. — Мне кажется, я не такой.
— Тут уж ничего не поделаешь, — вздохнул Анн. — Все мы такие. По сути дела, для мужчины незаменимых женщин нет.
— Физически — может быть, — сказал Анжель.
— Нет, — возразил Анн. — Не только физически; даже в интеллектуальном отношении у мужчины нет потребности в какой-то конкретной женщине. К тому же они так примитивно мыслят…
Анжель молчал. Анн стоял, опершись о дверной косяк своего кабинета. Анжель посмотрел на него, набрал воздуха в грудь и сказал:
— И это ты мне говоришь?.. Ты?!
— Да, — сказал Анн. — Потому что я знаю.
— Если бы судьба подарила мне Бирюзу, — начал Анжель, — если бы Бирюза полюбила меня, я бы прекрасно обошелся без других женщин.
— Не обошелся бы… Года так через два, три или четыре… И даже если бы она к тому моменту любила тебя, как прежде, ты бы сам стал вести себя с ней иначе.
— Зачем?
— Чтобы она тебя разлюбила.
— Я — не ты, — сказал Анжель.
— Они полностью лишены воображения, — продолжал Анн. — Им кажется, что вся жизнь может быть заполнена только ими. А ведь столько всего другого вокруг…
— Нет, — сказал Анжель. — Я тоже так считал до того, как познакомился с Бирюзой.
— Ну и что это меняет? Все вокруг от этого не перестает существовать! Вот хотя бы эта зеленая трава с острыми кончиками… Прикоснуться к ее стебелькам, раздавить раковинку желтой улитки, да так, чтобы она хрустнула и рассыпалась на сухом горячем песке, выискивать блестящие коричневые песчинки, пропускать сквозь пальцы песок… Смотреть на холодный голубой девственный рельс с таким чистым звучанием… Наблюдать за вьющимся над выхлопной трубой дымком… Или же… Ну, не знаю…
— И это ты мне говоришь, Анн…
— Или вот солнце с черными зонами… Никто же толком не знает, что там… Или самолеты профессора Членоеда, или облака… Или делать раскопки и смотреть, что там под землей…
Анжель закрыл глаза.
— Отдай мне Бирюзу, умоляю тебя! — воскликнул он. — Ты же ее не любишь!
— Я люблю ее, — возразил Анн. — Настолько, насколько вообще способен любить. Я не могу сделать так, чтобы все остальное перестало для меня существовать. Если хочешь, возьми ее. Только она ведь не захочет. Она хочет, чтобы я все время о ней думал, чтобы вся моя жизнь зависела от нее одной.
— Продолжай, — сказал Анжель. — Говори, чего она еще хочет.
— Чтобы все кругом рухнуло и погибло, чтобы мир перестал существовать и чтобы мы остались наконец вдвоем, с ней наедине. Хочет, чтобы я стал начальником вместо Амадиса Дюдю, и тогда она станет моей секретаршей.
— Но ты ее изнашиваешь, — пробормотал Анжель.
— Ты бы предпочел делать это сам?
— Я бы не стал ее портить, — сказал Анжель. — Даже прикасаться бы к ней не стал. Только целовал бы иногда и заворачивал, обнаженную, в белую ткань.
— Но они этого не понимают, — продолжал Анн. — Им даже в голову не приходит, что человека может интересовать что-то совсем другое, а если и приходит, то очень немногим из них. Они в этом не виноваты. Они просто не понимают, какие колоссальные возможности предоставляет нам жизнь.
— Ты о чем?
— Можно, например, полежать на песке, и чтобы дул ветерок, и чтобы ни о чем не думать… — произнес задумчиво Анн. — Или же можно идти вперед, все видеть, все понимать и созидать: строить каменные дома для людей, делать так, чтобы у них все было, автомобили, свет и, вообще, что душе угодно. Чтобы можно было, например, просто ничего не делать, лежать в солнечную погоду на песке, ни о чем не думать и спать с женщинами.
— Значит, ты все-таки иногда хочешь с ними спать, — заметил Анжель.
— Я всегда хочу, — сказал Анн. — Только без всего остального я тоже обойтись не могу.
— Не порти Бирюзу!! — Голос Анжеля дрожал.
Анн провел ладонью по лбу.
— Она сама себя портит, — сказал он. — И тут уж ее не остановишь. Потом, когда я ее брошу, вид у нее будет совсем истрепанный; но, если она тебя полюбит, она очень скоро станет прежней. Почти прежней. Но потом она истреплется в два раза быстрее, и ты не сможешь этого вынести.
— И что?.. — спросил Анжель.
— А то, что я не знаю, как ты себя тогда поведешь, — сказал Анн. — Но дело в том, что с каждым разом она будет изнашиваться все быстрее и быстрее, в геометрической прогрессии.
— Попытайся отвратить ее от себя, — посоветовал Анжель.
Анн рассмеялся:
— Сейчас я еще не смогу. Я еще люблю ее, и мне хорошо с ней в постели.
— Замолчи, — сказал Анжель.
— Пойду доделывать расчеты, — сказал Анн. — А ты дурак! Столько красивых девушек вокруг!