Осень в Пекине (др.перевод)
Шрифт:
— Нет, — сказал предложение Клод. — Я вас больше ни о чем просить не буду.
— Еще как попросите! — сказал надзиратель. — Месяца этак через два-три. Да что я! Через неделю обо всем позабудете.
— Весьма возможно, — согласился Клод. — Тем не менее веревка ваша — говно.
Он дождался, когда надзиратель уйдет, и только тогда решился снять с себя подтяжки. Они были совсем новенькие, кожаные, с резиновым плетением. Их приобретение было результатом двухнедельной экономии. Примерно метр шестьдесят в длину. Он опять влез на койку и крепко привязал подтяжки к основанию
— «Мартель»!..
Он стал медленно сползать спиной по стене и в конце концов уселся на пол: голова его ужасно вздулась, в ней гремели чудовищные аккорды — подтяжки же никак не пострадали.
Аббат Иоанчик гарцевал по тюремным коридорам, вслед за ним семенил надзиратель. Они играли в чехарду. На подходе к камере Клода Леона аббат поскользнулся на какашке девятиглавого кота, взлетел в воздух и совершил там полный оборот вокруг своей оси. Сутана изящно развевалась вокруг его крепких, мускулистых ног, и он так сильно напоминал Лой Фюллер во время танца, что надзиратель обогнал его и, переполненный уважением, снял из вежливости фуражку. В конце концов аббат шлепнулся на живот, а надзиратель радостно вспрыгнул ему на спину. Аббат сказал:
— Чур!
— Вы проиграли, — напомнил надзиратель. — Будете платить мне за выпивку.
Аббат Иоанчик нехотя согласился.
— И, пожалуйста, без обмана, — сказал надзиратель. — Подпишите-ка бумагу!
— Как я могу подписывать, лежа на животе? — возмутился аббат.
— Так и быть, вставайте… — сказал надзиратель.
Вскочив на ноги, аббат радостно расхохотался и бросился бежать. Но впереди была довольно прочная стена, и надзиратель настиг его без особого труда.
— А вы двуличны, брат мой, — сказал надзиратель. — Подпишите-ка бумагу.
— Давайте не будем ничего подписывать, — откликнулся аббат. — Объявляю индульгенцию на две недели.
— Еще чего! — сказал надзиратель.
— Ну ладно, — сказал аббат. — Подпишу…
Надзиратель вырвал из своего блокнота уже заполненный листок и протянул Иоанчику карандаш. Делать было нечего — аббат подписал и направился к камере Клода Леона. Ключ оказался в замке, замок щелкнул, и дверь отворилась.
Клод Леон сидел на постели и размышлял. Солнечный лучик проникал к нему через отверстие от выломанного прута, кружил по камере и уходил в толчок.
— Здравствуйте, святой отец, — сказал Клод Леон, завидев аббата.
— Здравствуйте, дитя мое.
— Надеюсь, моя мама здорова? — спросил Клод Леон.
— Разумеется, — ответил Иоанчик.
— На меня снизошла Божья благодать, — сказал Клод Леон. Он провел рукой по затылку. — Потрогайте. — добавил он.
Аббат потрогал.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Я вижу, она на вас просто-таки обрушилась…
— Слава Богу! — сказал Клод Леон. — Я хотел бы исповедаться. Я хочу предстать перед Создателем с чистой душой.
— …После стирки в «Персиле» забудьте о мыле! — проговорили они хором, как и подобает по католическому обряду, после чего осенили себя крестом самым что ни на есть обычным образом.
— Но ведь ни о каком расповешивании речь еще не шла! — сказал аббат.
— Я убил человека, — напомнил Клод. — К тому же он был велосипедистом.
— Вы еще не знаете… — сказал аббат. — Я говорил с вашим адвокатом. Велосипедист оказался конформистом!
— Тем не менее я его убил, — возразил Клод.
— Но Сакнюссем согласился дать показания в вашу пользу!
— Мне в этой жизни уже ничего не надо.
— Сын мой! Вы не можете не учитывать того, что велосипедист этот был врагом нашей святой матери Церкви, рогатой и пузатой…
— Но когда я его убивал, на меня Благодать еще не снизошла… — сказал Клод.
— Пустяки! — успокоил его аббат. — Мы вас все равно отсюда вытащим.
— Зачем? — спросил Клод. — Я хочу стать отшельником. А для этого лучше тюрьмы места нет.
— Хотите быть отшельником? Прекрасно! — воскликнул аббат. — Завтра же вы выйдете отсюда. Епископ накоротке с директором тюрьмы.
— А где еще я могу быть отшельником? — сказал Клод. — Мне здесь так хорошо!
— Да вы не переживайте, — успокоил его аббат. — Мы вам что-нибудь еще более мерзкое подыщем.
— Тогда другое дело. Пошли!
— Не торопитесь, безбожник! — сказал аббат. — Надо соблюсти кое-какие формальности. Завтра я заеду за вами на катафалке.
— А куда мы поедем? — вконец разволновался Клод.
— В Экзопотамии освободилась ставка отшельника, — сказал аббат. — Туда мы вас и направим. Там вам будет очень плохо.
— Замечательно, — сказал Клод. — Я буду молиться за вас.
— Аминь! — сказал аббат.
— Шпиг, хана и пелена!.. — закончили они хором опять же в соответствии с католическим обрядом, что, как известно, освобождает от необходимости осенять себя крестом.
Священник погладил Клода по щеке и как следует ущипнул его за нос, после чего вышел из камеры. Надзиратель закрыл за ним дверь.
Стоя перед маленьким тюремным окошком, Клод преклонил колени и начал молиться, устремившись всем своим астральным сердцем ввысь.
В
Вы придаете слишком большое значение отрицательным сторонам смешанных браков.
Анжель ждал Анна и Бирюзу. Сидя на стертой каменной балюстраде, он наблюдал за тем, как в сквере проходила ежегодная стрижка голубей. Это было очаровательное зрелище. Люди в белых халатах и в красных сафьяновых передниках, на которых был выдавлен герб города, орудовали машинками для стрижки перьев (это была специальная модель) и составом для обезжиривания оперения водоплавающих голубей, которых в этом районе относительно общего числа было довольно много.