Осенние визиты. Спектр. Кредо
Шрифт:
– Хватит, я понял общую идею, – остановил его Мартин.
– Я задел твои верования? – догадался Гатти. – Ой, извини. – Он на секунду задумался и вдруг вкрадчиво попросил: – Мартин, а может быть, ты побольше расскажешь мне про свою веру? Я постараюсь понять, правда!
Мартин невольно рассмеялся:
– Нет. Ты маленький хитрец, Гатти… но я все равно не возьму тебя с собой.
Гатти надулся и надолго замолчал. Уже после того, как флаер вылетел за пределы мегаполиса, сказал:
– Все равно ты мой друг. Хочешь, научу тебя обращаться с тепловым
Референт покосился на мальчика и пробормотал:
– Только не снимай его с предохранителя.
Мартин развернул продолговатый пакет, который ему вручили в приемной Лергасси-кана. Тепловое ружье походило на пистолет с очень длинным стволом или на очень короткий обрез с подпиленным прикладом. Абсолютно герметичное, будто цельнолитое из серовато-синего металла, даже дульное отверстие ствола затянуто металлической мембраной, с широкой гашеткой, мерцающим красно-белым индикатором и овальной кнопкой на казенной части.
– Это предохранитель, – показал Гатти, не касаясь кнопки пальцем. – Это спуск. Ружье генерирует высокочастотные колебания, нагревающие любую материю на дистанции около двух километров. Мишень должна находиться в зоне видимости, любая преграда, даже стекло или ветви деревьев, задержат энергию и будут поражены вначале. Индикатор показывает оставшееся время работы ружья. Сейчас тут заряда… – Он задумался. – Минуты на две-три.
– Мощность выстрела не регулируется? – уточнил Мартин.
– Ступенчатая пятиуровневая регулировка в зависимости от силы нажатия спуска. Ты почувствуешь пальцем, как гашетка прощелкивает уровни…
Сообщив это, Гатти спокойно всунул палец в скобу и нажал гашетку. Мартин обмер от ужаса – дуло было обращено на мальчика.
– Вот так, – спокойно объяснил Гатти. – Слышал мягкие щелчки?
– Ты идиот! – заорал Мартин. – Зачем ты нажимал на спуск!
Пилот вздрогнул и удивленно посмотрел на него. Гатти тоже казался растерянным:
– Но предохранитель не нажат! Я же вижу!
– Раз в год и незаряженное ружье стреляет! – продолжал негодовать Мартин, поспешно заворачивая оружие в лист мягкого упаковочного пластика.
– Это как? – поразился Гатти.
Мартин посмотрел на пилота:
– Хоть вы ему объясните! Он мог сжечь и себя, и вас!
Референт казался растерянным и смущенным. Он перевел взгляд с Гатти на Мартина, потом неуверенно улыбнулся:
– Но ведь предохранитель не был нажат? Гатти – вполне разумный ребенок и понимает, чем грозит выстрел из теплового ружья.
– Вы так доверяете своей технике? – убитым голосом спросил Мартин. – Но… ведь любая случайность…
– Ружье, стоящее на предохранителе, не стреляет, – успокоительно, как больному, объяснил Гатти. – Там очень надежная многоуровневая блокировка. Я, наверное, плохо объяснил. Так?
– Так, – повторил Мартин любимое словечко мальчика. Проще было согласиться, чем объяснять земное отношение к оружию, наверняка проистекающее все из того же непонятного смысла жизни и прочих человеческих заморочек. Потный, напряженный, отчасти даже испуганный, Мартин до самого аэропорта
Вначале Мартина провели через зал регистрации – в общем-то ничего потрясающего, очень похоже на самые крупные мировые аэропорты. Ему купили билет на обычный пассажирский рейс – не в Тириант, а в какой-то другой город, – провели через контроль – на Аранке провожающим разрешалось даже входить в самолет.
А уже на взлетном поле Гатти и референт, не сговариваясь, потащили Мартина в сторону от автобуса. Они пробежали по полю с километр, игнорируя идущие на посадку самолеты – Мартину приходилось все время напоминать себе, что аранки вовсе не лишены инстинкта самосохранения. Прямо на взлетной полосе стоял маленький узкокрылый самолетик с открытой дверцей салона.
– Это служебный самолет мэрии, – пояснил референт. – Вас доставят в Тириант… и удачи вам в борьбе за любовь!
В голосе референта было и понимание, и сочувствие, и восхищение отважным влюбленным. Мартин решил не спорить и крепко пожал ему руку.
– Может быть, все-таки… – жалобно сказал Гатти.
Мартин улыбнулся, потрепал мальчика по голове и нырнул в люк. Тот немедленно закрылся за его спиной, из крошечной, не отделенной от салона кабины пилотов высунулся пожилой серьезный аранк и на ломаном туристическом – сразу видно, сам изучал – произнес:
– Садитесь, взлетаем!
В самолете было всего шесть кресел – огромных, массивных, способных вызвать зависть у пассажиров земного первого класса, – между ними – небольшой круглый столик. Мартин забросил рюкзак и зачехленный карабин на полку для багажа, уселся у иллюминатора, помахал рукой провожатым. Грустный Гатти стоял, держась за руку референта и, кажется, всхлипывая. Референт помахал Мартину рукой и принялся что-то серьезно, успокаивающе говорить мальчику.
Мартин откинулся в кресле, закрыл глаза. Положил сверток с тепловым ружьем на соседнее сиденье.
Самолет разгонялся стремительно. В отличие от флаеров, которые поддерживались в воздухе каким-то полем и могли летать лишь над городами, самолет был более традиционным, просто очень совершенным. Так себе самолет, гиперзвуковой с прямоточным воздушно-реактивным двигателем…
– Как они обходятся без смысла жизни? – пробормотал Мартин. – Ну как?
Но если и был Тот, кто мог дать ответ на этот вопрос, то отвечать Он любил не больше ключников.
Мягкий толчок – самолет будто подпрыгнул, врываясь в небо. За полминуты земля ушла далеко вниз, еще через несколько минут небо стало ненатурально ровным, будто на экране хорошего телевизора, включенного на пустой канал и выбросившего синюю заставку. Мартин подумал, что в этой аналогии есть и более глубинный смысл – небо и впрямь не посылало жителям Аранка никаких сигналов… Потом темная синь сменилась иссиня-черным, и Мартину показалось, что он видит звезды. Еще через минуту он убедился, что ему не показалось. Где-то в хвосте самолета негромко успокоительно выл двигатель.