Осенний безвременник: сборник
Шрифт:
— Да, это так… Я очень устала и немедленно отправилась домой!
— Надеюсь, вы объясните мне, каким образом этот экземпляр из типографии попал к читателю по имени Любен?
— Я… я встретила его на Ларго и дала ему газету, чтобы он прочел мою статью. Мы разговаривали не больше двух-трех минут…
— Значит, первый вариант был такой: вы пришли из типографии и сразу легли спать. Второй: вы вышли из типографии, встретились с Любеном, после этого пришли домой и легли спать. Если вы собираетесь преподнести нам третью версию, пусть она будет последняя и истинная.
— Я
— Вот разрешение на обыск вашей квартиры, который произвели «мои люди». А вот валюта, которую они нашли в кармане зимнего пальто, висевшего в гардеробе. Карман был полон нафталина, и валюта буквально утонула в нем…
Тут вдруг, непонятно почему, среагировала не Анна, а Любен:
— Разрешите вмешаться, товарищ инспектор. Мне не нравится роль, которую вы мне назначили!
— А что это за роль? — «наивно» спросил Пирин.
— Каннибала! Сначала вы представили моей «жертвой» этого юного болвана, теперь то же пытаетесь сделать с Анной. Вам трудно будет связать выдумки моего братишки с этими банкнотами!
— Почему? — мгновенно возразил Слави, будто боялся, что его сразу прервут. — Это совсем не трудно. Мы ведь страна туризма.
— Если ты и дальше будешь трепать языком и говорить всякие гадости — соберешь зубы с пола! Извините, но всему есть предел!
— Действительно, — сказал не кто-нибудь, а сам Пирин. — Вообще это было не очень по-джентльменски с вашей стороны, верно? Хотя, конечно, в этом свой определенный смысла…
— Какой смысл? А может, валюта вообще подкинута? Не понимаю — вы зачем здесь? Чтобы установить истину или…
— На «подкинутых» банкнотах обнаружены отпечатки ваших пальцев, Любен. Значит, если кто их и подкинул, так это только вы. Итак, товарищ Игнатова, какую версию вы преподнесете нам в качестве последней?
— Ну хорошо… Он ждал меня в аллее напротив типографии.
— Вы условились заранее?
— А вас это удивляет? Да, я поверила ему. Откуда я могла знать, что окажусь замешанной в эту кашу?
Он ждал меня на скамейке у типографии. В руках у него был маленький букетик цветов. Я спросила — для кого цветы?
— Для тебя, — ответил он.
— Ты еще не отрезвел?
— Садись рядом. Что смотришь на меня? Перед тобой — счастливый человек!..
— Где ты болтался до сих пор? Лучше бы оставался дома. Я не надеялась, что ты придешь.
— Я решил сделать это, когда стемнеет.
— Вы поссорились?
— Некогда было. Я ушел… почти вслед за тобой.
— А ее отец, мать?
— Да пропади они пропадом! Все праведники, один я грешник. Пусть так, я не раскаиваюсь, зато люблю тебя!
— Надоели мне эти ночные дежурства… Ты где выпил? С кем? Один, что ли?
— Кто тебе растрепал волосы?
— Да тут один пытался…
— Кто?
— Да Слави же, заигрывал в шутку.
— Я этому моему неблагодарному братишке когда-нибудь в шутку расквашу физиономию!
— Вот дурень, не ты ли сам подначивал его?
— Хватит об этом! Погляди, какая дивная
— И ты делаешь мне самый прекрасный подарок в жизни!
— Ты заслуживаешь еще лучшего!..
— Что с тобой? Никогда ты не вел себя так странно.
— Обними меня… Мне холодно, я пьян, и все кончено, тянуть нет смысла…
— Объясни поточнее.
— Я расстался с Юлией, с домом…
— Слышала я эту песенку! Уже сколько лет ты все расстаешься… Вот почитай лучше первый экземпляр сегодняшнего номера с моей статьей — чувствуешь, как пахнет краской?
— Мне все равно, но ты должна знать…
— Я еду в пятницу.
— В эту?
— В следующую. Слышишь, уже поливают улицы…
— И я еду.
— Как это вдруг?
— Появился шанс. Ты рада?
— На что мы будем жить?
— Я все предусмотрел.
— Но я никогда ни строчки не напишу против Болгарии, понял?
— Понял. Мы должны вести себя умно.
— Умно? Ты хочешь сказать — осторожно?
— Нет, бояться нам нечего, ты же видишь — мы народ крепкий.
— Тогда зачем этот отъезд и все прочее?
— Потому что у нас нет выбора! Нет другого пути…
— А что все-таки случилось?
— Ни-че-го.
Анна вздохнула и замолчала. Мне показалось, будто ей стало легче на душе.
Любен обернулся к инспектору:
— Вас удовлетворяют ее показания?
— Да, но с некоторыми коррективами: об отъезде, например, вы давно договорились.
— Анна ничего не знала о деньгах! Видите ли, в чем дело. Я по природе своей не авантюрист. Я ничего в жизни не получал готовенького — только труд, адский труд дал мне достаток! Но каждый человек в конце концов имеет право на некоторую долю романтики. Если в душе человека умрет романтическое начало, это будет означать и его собственную смерть. Только равновесие между романтизмом и трезвым взглядом на вещи делает человека счастливым. Вот Сенека написал целый трактат об «откладывании». И действительно, мы годами, не жалея сил, работаем, лишаем себя простых человеческих радостей и все говорим себе: «Еще есть время! Потом! Потом!» Но — нет! Нет времени! Жизнь мчится вперед, и никто не может вернуть мне потерянный вчерашний день… Должен откровенно признаться вам: я очень, очень виноват перед Анной. Ты должна простить меня, слышишь, Анна? У меня не было сил раскрыть перед ней суть «авантюры» — ведь для меня это было возможностью ненадолго убежать от буден… Я не идиот и прекрасно понимаю, что вся эта история с валютой, как говорится, противозаконная. И я готов ответить за все…
— Ты извинился перед Анной. А передо мной? — запальчиво спросила Юлия.
Любен не ответил ей и продолжал:
— Именно по этому поводу у меня был невероятно тяжелый разговор со стариком…
Тут вдруг инспектор попросил Анну ненадолго выйти с ним вместе их холла. Вернулся он через минуту один и с ходу спросил Любена:
— Отец знал об этих деньгах?
— Представьте, да! Я попытался объяснить ему все, и мне показалось — он понял меня. Это был редкий человек!
— Это верно, не всякий бы «понял» вас.