Осенний безвременник: сборник
Шрифт:
В этот момент в холл вошел инспектор.
— Да, — произнес он, — да, да…
— Его унесли? — спросил мужчина.
— Да.
Мужчина схватился за голову и тихо, на цыпочках, вышел.
— Хотелось бы послушать вас, — сухо обратился я к инспектору, чувствуя себя по-прежнему обиженным.
— А что вы можете сказать мне? Что произвело на вас особое впечатление?
— Ну… этот молодой человек кажется мне чересчур нервным…
— А как он, по-вашему, должен вести себя, если несколько часов назад покончил жизнь самоубийством отец его жены?
— Это муж дочери?
— Думаю, да.
— Думаете?
— А вот сейчас я представлюсь и спрошу у него. Вас представлять не буду, тогда ваше присутствие останется для них смущающей дух загадкой…
— Загадкой?
Я задавал вопрос за вопросом, так как чувствовал себя несколько сбитым с толку. Инспектор заговорил почти шепотом.
— Их нужно смутить. И вы мне в этом поможете…
— А кого «их»?
— Людей, среди которых находится убийца.
— Но разве…
— Ну ладно, довольно разговоров! В пьесе вы как действующее лицо не участвуете. Впрочем, кто знает. Я где-то читал недавно, что в пьесах такого рода главным действующим лицом должен быть автор.
— Вы говорили — жертва…
— Жертва и автор. Вместе.
С этого момента события начали развиваться так быстро, что, если бы я решил подробно излагать их на бумаге, мне понадобилось бы по меньшей мере 300–400 страниц и много параллельных записей, чтобы все вместе представило картину трудного, а в конечном счете удивительно легкого открытия, или, точнее, раскрытия истины инспектором Пирином Йонковым.
Когда он сказал, что героями моей будущей пьесы должны быть жертва и автор, я не удержался:
— Благодарю за компанию!
— Боитесь мертвецов?
— До сих пор тесно с ними не общался.
— А моя профессия часто заставляет меня прибегать к их помощи. Они, как правило, оказываются любезными и всегда стремятся сорвать покров с тайны, которая отняла у них жизнь.
— Ценю ваш юмор, но неужели вы полагаете, что я самый подходящий объект для него?
— То, что вы уже видели и увидите сейчас, должно немедленно принимать в вашей голове форму диалога. Для того чтобы выполнить ваш договор с товарищем Гуляшки, у вас нет другого способа, как писать строго по ходу развития событий, я бы даже сказал параллельно им. А пьеса обещает быть невероятно интересной.
— Вы полагаете?
— Уверен. В ней уже есть то, что делает все хорошие детективные романы и пьесы такими притягательными.
— Что же это? Ведь, в отличие от вас, я не специалист по части уголовщины…
— А это, дорогой товарищ автор, одна вещь или, точнее, две. Первая — возможное наличие нескольких убийц…
— Нескольких?!
— Да-да. Каждый из тех, кто в последнее время находился в этом доме или поблизости от него, мог по разным причинам желать смерти благородного старого человека…
— Даже его собственная дочь?
— Не исключено. В криминалистике нет места сантиментам.
— Ну, а вторая?
— Вторая — самая важная: резкая неожиданность, невероятный поворот событий.
— Не понимаю…
— Все очень просто. Ну, например, убийцей может оказаться тот, кого мы меньше всего подозреваем или что-то в этом роде.
— Вы опять с юмором. Но это значит, что версия самоубийства отпадает?
— Кто вам сказал?
— Но… я полагал…
— Советую
— Почему вы отказываетесь писать вместе со мной? Ведь, по существу, вы уже мой соавтор!
— Нет, это было бы незаконным использованием служебного положения, и потом, меня совсем не тянет писать. Так что пишите сами. Более того — я бы даже не хотел, чтобы вы читали мне пьесу: предпочитаю увидеть ее на сцене. И не репетиции, а прямо премьеру!
— А вдруг я ее не напишу, что тогда?
— Асен Миланов, наш знаменитый народый артист, ждет пьесу. И если мне не изменяет память, даже репетиции назначены. Или я ошибаюсь?
— Нет, это просто фантастика! А вдруг расследование извлечет на белый свет такие грубые и банальные вещи, которые вовсе не годятся для сцены?
— Я, конечно, дилетант в драматургии, но мне непонятно, почему на сцене надо избегать «грубых» и «банальных», как вы их называете, вещей. Раз есть жизнь и смерть — значит, будет пьеса. Кроме того, — но это, разумеется, между нами — седьмое чувство подсказывает мне (а ведь я уже достаточно опытен в таких делах), что мы сейчас окажемся в кругу образованных, интеллигентных, достаточно умных и хитрых людей. Работа нам с вами предстоит интересная…
Я прикрыл глаза. Как зовут этого молодого мужчину, который встретил нас недавно? Почему бы не назвать его Любеном? Итак, первый персонаж есть! А теперь нужно описать обстановку и ситуацию такими, какие они в действительности, лишь чуточку кое-что в них изменив…
И тут мысленно я словно увидел, как чистый белый лист бумаги стал покрываться буквами.
Холл. Некоторое время сцена пуста. Из спальни выходит Санитар, в руках у него узел с вещами, завязанными в простыню. В дверях показывается Фотограф, что-то отдает ему, затем возвращается обратно. Санитар направляется к входной двери. В тот же момент из спальни выходит Инспектор, он провожает взглядом Санитара. В дверях, ведущих в другую комнату, появляется Любен, он быстро приближается к столу, берет кувшин с водой и так же быстро собирается покинуть холл. Потом останавливается и оборачивается к Инспектору, вопросительно глядя на него.
Любен. Его унесли?
Инспектор (кивает). Да… (Смотрит вслед уходящему Любеку.)
Любен входит снова, садится за стол, лицо озадаченное и хмурое.
Инспектор. Как она?
Любен. Очень плохо. (Вынимает пачку сигарет.) Просто не в себе… (Закуривает.)
Инспектор. Позвольте сигаретку…
Любен. Разумеется… (Инспектор закуривает, неумело затягивается.)