Осенний дом
Шрифт:
Нынешний принц Макферст, Линдон, любил Шерил немного больше, чем хотел бы сам. В конце концов, он не приходился ей кровным родственником. Но он не позволял себе больше, чем просто любоваться вдовой предка и баловать её дорогими подарками. Он дорожил прекрасными отношениями в клане. Ведь кроме Шерил и Линдона семья насчитывала ещё двоих членов – Томаса Пэмфроя и Брэнта Лоасса – сыновей Шерил и погибшего древнейшего Макферста.
Томас видел в Линдоне примерно то же, что и Чайна Циан. Брэнт ни о чём не догадывался. И что же? Ради Шерил Линдон с лёгкостью вытерпит Чайну Циан у себя дома хоть тысячу лет. Томас воспримет жизнь подле серены
Но так нельзя. Следует как можно быстрее определиться со своей жизнью. После контракта с Адмором будет точно понятно, способна ли она, Чайна Циан, к рождению детей или нет. Тогда можно будет идти соответствующей дорогой. Она или станет оплачиваемой сереной, или вступит в регулярную армию – когда-то она считалась стоящей мечницей.
Контракт с любовницей – не то же самое, что брачный контракт. Чайна Циан получит собственные покои в пределе Адмора, гардероб, герард и содержание, но только на время от трёх до шести периодов, и деньги за всё это получит совсем небольшие. В том же случае, если забеременеет, контракт будет продлён до пяти лет, и плата за ребёнка будет впечатляющей.
Надо только скорее заключить этот контракт. Он даже удобнее, чем пятилетний брачный, ведь есть практически полная уверенность в том, что ребёнка не будет, и можно готовить себя к службе в войсках. Тони… пусть. Этот контракт необходим. Адмор будет горяч в постели, да и ей не нужно будет сдерживаться так, как с Тони. И если ей, Чайне Циан, суждено стать настоящей сереной, она ею станет.
– Что новенького? – спросила Шерил, следующим утром за завтраком. Но пока Чайна Циан обдумывала свой ответ, заговорил Линдон:
– Похоже, что ответственность за пожар в Хорнитэле взял на себя Рашингава.
– Ты странно сказал это, – Шерил стрельнула глазами в принца. Первая судья Ньона по имущественным вопросам, Шерил лучше всех знала, как формулируются фразы о таких случаях на официальном языке.
– Его вызвали в Сердце Цитадели, и он отчитывался перед императором лично, без свидетелей, – пояснил Линдон.
– Писали о какой-то девушке, с которой он встречался в Хорнитэле в тот день, – сказал Брэнт. – Якобы она отказала ему, и он сжёг ресторан за то, что всё это случилось именно там. Вот это характер!
– Как-то… неожиданно… для Рашингавы, – проговорил Линдон и глянул на Чайну Циан. – Но, кажется, я плохо его знаю.
Чайна Циан не успела открыть рот, как ответил Томас:
– Его мало кто хорошо знает.
Брэнт поморщился:
– Но если взять, к примеру, принца Ли, то он производит впечатление очень мудрого перевёртыша. Того, кто ставит себя выше любой вражды. Однако его ненависть к Мэйну рушила целые империи в прошлом.
– Это просто легенды, – успокаивающим тоном произнёс Томас.
– Я слышал кое-какие обрывки разговоров древнейших, – возразил Линдон. – В этих легендах действительно есть правда, даже если она сильно приукрашена.
– Это ужасно! – воскликнула Шерил. – Если хоть часть этих рассказов верна… то это… просто…
– А правду говорят, что все древнейшие были знакомы между собой раньше? – вдруг спросил Брэнт.
– Многие – да, сталкивались друг с другом, – отвечал Линдон. – Но, к примеру, никто ничего не знает о Санктуарии. Абсолютно никто. Абсолютно ничего. Предания гласят, что он родился с этой планетой, был вождём в племени первых людей и уникальным образом обрёл святость. Но нет никого из живых, чтобы подтвердить это – век местных людей слишком скоротечен, а склонность их рассказывать каждую историю на иной манер настораживает. Он вызывает полное доверие к себе, но он самое неопределяемое неизвестное во всём уравнении. Другая, чуть менее загадочная фигура, не оставляющая следов – Хайнек Вайсваррен. Но о нём хотя бы имеют крошечное количество информации Вир, Делла Генезис и Мэйн. Этих крошек хватает, чтобы понять, какова часть пути, проделанная Вайсварреном.
– Интересно, а Бриане кто-нибудь говорил об этом? – вырвалось у Чайны Циан. – Она бы не отказалась знать о своём муже такое.
– Знать, что о нём, единственном, никто ничего не знает? – медленно проговорил Томас. – Не думаю, что это на пользу. Не стоит рассказывать Бриане. Я бы даже попросил ни в коем случае этого не делать. Есть причины.
– К тому же не так уж важно, кем он был и какой путь проделал, если сейчас он вполне достойный член общества, – сказал Брэнт, имея в виду Санктуария.
– Нет, это куда как важно, – заспорил Томас. – Однако, к большому моему сожалению, всё, что мы услышим, если начнём допрос, это… его смех… в девяноста девяти случаев из ста.
– А в оставшемся одном случае?
– Может ещё и хрюкнуть от смеха, – с улыбкой ответил Линдон.
– Кем же он может оказаться? – откинулась на стуле Шерил.
– Кем угодно, – вздохнул Линдон. – При этом надо иметь в виду вот что: Санктуарий с лёгкостью сдружился с Рэйном, почти как норму воспринимая то, чему свидетелем иногда становился. После чего без жалости принял тридцатилетнее стояние друга в памятнике. А потом так же легко восстановил приятельские отношения с потенциальным безумцем, пожиравшим перевёртышей и драконов в день восстания. И, как я слышал, надирается с ним до опасного, и ничего по-прежнему не боится. Он либо идиот, либо скрывает в себе нечто ещё менее нормальное, чем скрывал Рэйн.
– Складывается впечатление, что что-то безумно страшное скрывают все древнейшие, – проговорила Чайна Циан.
– Каждый разумный что-нибудь да скрывает, – веско заметил Томас. – А на долю древнейших выпадало значительно больше сложных ситуаций. И справлялись они с ними не всегда просто хорошо или плохо, а иногда именно так, чтобы выжить и оказаться сейчас здесь, на этой планете. Каждый из них наверняка пытался смыть со своих рук кровь… другой кровью. Извините, этот разговор не для завтрака.
– Думаешь, твой отец был таким же? – тихо спросила Шерил.
– Уверен, что ты и сама знаешь ответ.
Шерил некоторое время смотрела в сторону, а потом обратила свой взгляд к Чайне Циан. Он как бы говорил "Томас во всём прав. А ты всё ещё думаешь об Адморе?"
Действительно, после услышанного не так-то просто было сохранить уверенность. Выбрать одного из древнейших или обычного разумного парня? Конечно нет! Не древнейшего! Но нет и выбора. Если от Адмора будет ребёнок, ей заинтересуются другие древнейшие принцы-перевёртыши, ведь она хорошо показала себя на войне. И если отец не найдёт способа вернуть её в свой предел, она сможет отказывать им, если захочет.