ОСЕННИЙ ЛИС
Шрифт:
Идущий по следам за рыжим пареньком был слеп.
Не без опаски возчик смотрел, как рыжий обернулся на ходу и что-то сказал своему спутнику – тот лишь кивнул в ответ и усмехнулся. Минута, две, и вот они уже остановились у арбы.
Крестьянин не рискнул заговорить первым. Молчал и рыжий поводырь, давно и навсегда уж вроде вышедший из возраста, когда берутся за подобную работу. Холодный ветер, налетая резкими порывами, трепал его отросшие, тесемкой схваченные волосы, приоткрывая раз от разу рваный шрам на правом виске. Молчание затягивалось, и возчик невольно вздрогнул, когда рыжий странник
– Бог в помощь, – молвил он.
– Благодарствую… – Rрестьянин покосился на телегу. Лошадь, обернувшись, с дружелюбным любопытством разглядывала обоих.
– Далеко ли до деревни?
– Версты четыре… может, пять.
Парень в свой черед глянул на телегу.
– Давно сидишь?
Мужик замялся.
– Часа уж три, как ни взад, ни вперед, – наконец, признался он.
Рыжий призадумался.
– Стемнеет скоро, – сказал он. – И нам с дороги не поспеть, и ты всю ночь тут просидишь. Давай-ка так: услуга за услугу. Подсобим мы тебе телегу вытащить, а ты нас до деревни довезешь.
– А что в деревне вам? – насторожился возчик.
– Да вроде, как и ничего, – пожал плечами тот. – Мы в город пробираемся. По делу. Идем вот, от села к селу… Ну, так что? По рукам?
– По рукам.
– Вот и славно. – Парень сбросил наземь поклажу, отложил посох и засучил рукава. – Дьердь! – окликнул он своего спутника. – Заходи с той стороны – там неглубоко.
Слепой кивнул в ответ, уверенно шагнул вперед, нащупал край телеги. Ухватился за ступицу колеса. «Давай! Взяли!»– Крестьянин тронул вожжи, погоняя лошаденку. Арба чуть шевельнулась. «Еще! Взяли!»– Грязь чавкнула, с неохотой выпуская добычу; шаг, другой, и арба выкатилась на твердую почву.
– Уф! Слава богу! – крестьянин вытер пот и обернулся. – Забирайтесь.
Дважды просить не пришлось. Дьердь обошел арбу, уселся сзади. Пристроил поудобней саблю на коленях. Рыжий забрался следом.
– Трогай, – он кивнул и, помолчав, спросил. – Как звать тебя, селянин?
– Атанасом, – ответил тот. – А вас?
– Меня – Дьердь, – глухо сказал слепой.
– А меня – Жуга, – добавил рыжий и умолк.
* * *
Солнце уже скрылось за лесом, и сумерки заполнили округу, когда показалась деревня: шесть больших домов с подворьем и с десяток хат поменьше.
– Сэрмаш? – спросил Жуга, разглядывая глинобитные, крытые соломой дома.
– Ага, – кивнул крестьянин. – Тут я и живу. Вон моя хата, третья с краю.
– Один живешь или семьей?
– Семьей, а как же без семьи? – ответил Атанас. – Жена, да ребятишек трое.
– Сыновья? – подал вдруг голос Дьердь.
– Младшенький. А старшие – две дочки.
– Слышь, Атанас, – сказал Жуга. – Заночевать бы нам. Пустишь на постой? Заплатим.
– Хм… – Тот призадумался. – Пустить-то можно, отчего же не пустить, особливо если не задаром. Да только тесновато вам будет у меня.
– Это ничего, – Жуга порылся в кошельке и вынул пару медяков. – Хватит?
– Ну…
Третья монетка легла сверху.
– А теперь?
– Сгодится, – кивнул тот.
Изба у Атанаса оказалась не ахти, но выбирать не приходилось. Жена было выбежала встречать, ахнула, завидев чужаков и умчалась собирать на стол. Дрова скидали
– Ну что, пошли в дом, что ли…
Изба встретила гостей уютным запахом ржаного хлеба, постных щей и пареной репы. Теплилась лучина. Мерцала лампада в красном углу. Дьердь молча отстегнул саблю, снял кафтан, нащупал гвоздь. Повесил. Пригладил волосы, повел туда-сюда незрячей головой, выслушивая что-то. Ребятишки за столом в два счета приутихли, завороженно глядя на него. Жуга с вопросом глянул на хозяина. Атанас кивнул гостям на скамью:
– Садитесь, вон, у печки, грейтесь. Закусим, чем бог послал.
Стол был нехитрый – щи, каша, хлеб да рыжики в рассоле. Атанас слазал в погреб, вернулся с миской моченых яблок.
– Вот… Как говорится, чем богаты.
Жуга в свой черед развязал котомку, выложил на стол две соленые рыбины и, вынув нож, порезал их ломтями. На левом его запястье блеснул зеленоватый кованый браслет с овальным черным камнем и какими-то фигурками. Мелькнул и пропал в рукаве. Атанас не осмелился сразу спросить, зачем, дескать (да и кто ж говорит за едой!), а когда стол опустел, и пришел черед расспросов, как-то про него забыл.
– С Зарада мы идем, от замка тамошнего, графского, – ответил коротко Жуга, когда Атанас спросил.
– А пробираетесь вы в Марген, стало быть?
– Не знаю, может быть, и в Марген, – пожал плечами тот. – Ты вот что, Атанас. Попроси свою хозяйку нам воды горячей принести.
– Зачем?
– Надо.
Он развязал мешок и вывалил на стол целую кучу каких-то корешков. Часть сдвинул в сторону, часть сунул обратно, а часть запарил в принесенном чугунке, накрыл тряпицей. Взял Дьердя за руку: «Пойдем.» Усадил своего приятеля на лавку у печи и долго сматывал повязку, осторожно отдирая присохшую ткань. Наконец показались глаза – воспаленные, невидящие. Веки под повязкой покраснели и распухли, из трещинок на коже сочилась сукровица. Дьердь заморгал, кривясь и морщась, потянулся пальцами к глазам. Жуга поспешно перехватил его руку:
– Не трогай!
– Чешется…
– Терпи.
Жуга оторвал чистый лоскут, соорудил две примочки и наложил их Дьердю на глаза. Перевязал тряпицей. Тот сидел не шевелясь, и только дышал часто-часто, стискивая зубы.
– Не вижу, – сдавленно сказал он. – Ничего не вижу…
– Не торопись. Дай сперва ранам зажить.
Атанас с удивлением и сочувствием поглядел на слепого. Покачал головой:
– Кто ж так его, болезного?
Жуга поморщился:
– Моих рук дело.
Атанас опешил.
– Как так… твоих?
– Долгая история, да и знать тебе незачем.
– А ты что ли травник будешь?
– Вроде как…
Он замер и умолк на полуслове – где-то совсем рядом, чуть ли не за околицей села ночную тишину разорвал протяжный гулкий вой. Сначала тихий, одиночный, затем – сильней, на много голосов, он ширился и рос, потом вдруг рассыпался коротким лающим хохотом и смолк, как будто ничего и не было.
Жуга повернулся к хозяину:
– Что за дела?
– Собаки озоруют, – неожиданно ответил за хозяина Дьердь. Он расстелил свой кафтан на полатях и теперь укладывался спать. – Их по весне тут полно.