Осенний мост
Шрифт:
Когда Ханако завершила свой рассказ, Эмилия долго молчала.
В конце концов она произнесла:
Я не появилась во сне Гэндзи.
Она не могла заставить себя сказать — «в видении», поскольку считать, что это и вправду видение, было бы богохульством. Никто, кроме пророков Ветхого завета, не знал грядущего. Веря, что Гэндзи и вправду пророчествует, Ханако предавалась ереси. Однако же, сейчас не время спорить о религиозных доктринах, какими бы важными они ни были. Это может подождать.
Да, — сказала Ханако.
Тогда как же они пришли к выводу, что я к этому причастна?
Из-за медальона, который вы носите на шее. С цветком лилии. В видении Гэндзи видел этот медальон на шее у своего ребенка.
Это вряд ли можно считать доказательством. — Эмилия через блузку прикоснулась к медальону. — Это может быть какой-то другой медальон. А если даже то был и вправду он, он мог попасть к ребенку самыми разными путями, а вовсе не обязательно от меня.
И какими же? — поинтересовалась Ханако.
Ну, по-первых, я могу отдать его Гэндзи, а он затем передаст его своему ребенку.
А вы отдадите его ему?
Должна признаться, я этого не планировала.
Но такое возможно?
Внутри этого золотого сердечка находился миниатюрный портрет прекрасной молодой женщины и прядь золотых волос. Женщина, изображенная на портрете, была бабушкой Эмилии — Эмилия никогда ее не видала. Все, кто видел этот портрет, утверждали, что эта женщина очень похожа на саму Эмилию, хотя Эмилии, когда она на него смотрела — а она это делала как минимум раз в день, во время вечерней молитвы, — он напоминал ее мать. Она скончалась при трагических обстоятельствах, когда самой Эмилии было четырнадцать лет. От умершей матери у Эмилии осталось всего две вещи: любимая книга матери, «Айвенго», и эта миниатюра и прядь волос, заключенные в золотом сердечке. Это было все, что осталось ей на память.
Нет, — признала Эмилия. — Он мне очень дорог. Я не могу представить, чтобы я отдала его кому-нибудь. Но в любом случае, мне кажется неправильным делать такие далеко идущие выводы на основании столь шатких доводов.
Довод — не только этот медальон, — возразила Ханако. — Довод — это медальон и другое видение.
Другое видение?
Да, — подтвердила Ханако. — Ваше.
Это было не видение! — сказала Эмилия. — Там была молодая женщина.
И совершенно случайно ее появление произошло в точности так, как было предсказано в свитке? — Ханако развернула свиток и прочитала вслух: — «Мы встретимся в женском монастыре Мусиндо, когда вы войдете в мою келью. Вы заговорите, я — нет. Когда вы приметесь искать меня, вы меня не найдете». Разве все не произошло именно так?
Мы пока что ее не нашли, — возразила Эмилия, подчеркнув это «пока что». — Но мы ведь не очень и искали. Завтра нам надо будет попросить Таро помочь распросить жителей деревни.
Ханако стала читать дальше:
«Когда вы приметесь искать меня, вы меня не найдете. Как такое возможно? Вы не будете знать этого до тех пор, пока не появится дитя, но тогда вы будете знать все твердо».
Эмилия покачала головой.
Это бессмысленно. Должно быть, она упоминает о двух не связанных между собою событиях.
Я с вами не согласна, — сказала Ханако. — Она говорит — как такое возможно, что вы двое встретитесь? И отвечает — вы узнаете, как такое возможно, когда появится дитя.
То есть, по-твоему, тогда, когда я рожу?
Я думаю, скорее. Вы считаете возраст ребенка с момента рождения. Мы же считаем, что ребенку, когда он рождается, уже один год — считая тот год, который мать носила его.
А! Но все же — как я могу что-то понять только потому, что буду носить ребенка?
Об этой госпоже говорят, что она являлась неоднократно на протяжении многих столетий. Но только тем, в ком ее кровь.
Ну вот, — сказала Эмилия. — Теперь ты сама себе противоречишь. Если это так, то я никак не могла увидеть ее сегодня, да и когда бы то ни было. Что бы ни произошло в будущем, я никогда не буду ее потомком. Я — урожденная Гибсон, и таковой умру.
Она ощутила огромное облегчение. Как Эмилия ни настаивала, что видела живую девушку, до нынешнего момента она не была в этом уверена. От того, что эта встреча очень напоминала описанное в свитке, Эмилии было сильно не по себе.
К удивлению Эмилии, Ханако не разделила ее облегчение. Вместо этого вид у нее сделался еще более обеспокоенный.
Если ребенок — от князя Гэндзи, — сказала Ханако, — значит, он потомок рода Окумити. Пока вы носите это дитя, в вас — кровь этой госпожи.
Эмилия покраснела.
Я не ношу никакого ребенка, ни от Гэндзи, ни от кого другого.
Да, не носите, — согласилась Ханако. — Пока что.
Услышанное так взволновало Кими, что ей не терпелось немедленно пойти и рассказать все остальным девушкам. Но нынешнее расположение стражи не позволяло ей уйти прямо сейчас. Придется ей ждать здесь, пока не стражники не уйдут. Когда госпожи двигались, пол в хижине настоятеля скрипел над ней. Кими слышала, как они укладывались. Для одной из них день выдался тяжелый. Не удивительно, что они решили пораньше лечь спать.
Госпожа Эмилия говорила по-японски, не считая тех моментов, когда начинала сильно волноваться. Словарный запас и построение фраз у нее было великолепное, куда лучше, чем у Кими. Этого, впрочем, следовало ожидать. Кими говорила по-японски, как безграмотная крестьянка, каковой она, собственно, и являлась. Госпожа Эмилия же училась языку во дворцах и замках, беседуя с благородными господами и дамами. В ее речи чувствовался американский акцент, но не слишком сильно. К счастью, Кими понимала почти все, что она говорила, за небольшим исключением.
Ага! Стражники двинулись дальше, в обход монастырской стены. Кими подождала еще минуту, пока они скроются из вида, затем выползла из щели под хижиной, тихонько прокралась подальше от нее, а затем бегом помчалась на розыски подруг.
А ты точно уверена, что они сказали, что у госпожи Эмилии будет ребенок от князя Гэндзи? — переспросила одна из девушек.
Да, — подтвердила Кими, — уверена.
Потому, что так предсказала Сидзукэ?
Тс-с-с! — зашикали несколько девушек сразу. — Если произносить ее имя, она подумает, что ты ее зовешь, и придет!