Ошейник для Лисицы 3
Шрифт:
Значит надо было копнуть глубже. Заледеневшими лапами я шаркнул по снегу, сначала раз, потом другой, но ничего кроме снега не находилось. Я разрыл довольно глубокую яму, пока наконец-то не наткнулся на что-то деревянное.
Я без проблем узнал рулевые полозья саней, которые я угнал у сергалов. Дёрнув за изгиб деревяшки, я понял что они всё ещё были к чему-то прикреплены и начал копать дальше. Я копал и копал, но буря продолжала заносить мои самоотверженные труды снегом. Тогда я встал над ямой, сунул два пальца в пасть, загибая язык и что было сил свистнул.
Резкий, незнакомый горам звук разлетелся в буре быстро и сильно, но ответа не последовало. Я копал ещё, уже почти раскопав голыми лапами весь рулевой механизм, сейчас раскуроченный в щепки, но копал и копал. Поднявшись ещё раз, я набрал в грудь побольше воздуха и выдал длинный, пронзительный свист. И чудо! Он долетел до нашего убежища, откуда я услышал его. Я свистнул ещё раз, и продолжил копать.
Через несколько минут ко мне прибежали Эмерлина и Арен. Не задавая лишних вопросов, они тоже бросились раскапывать сани.
Лисы прекрасно копают. Дело стало продвигаться намного быстрее и вскоре мы разрыли сани почти полностью: на них не было будки, в которой мы все прятались, но зато сохранились полозья и основа саней. Мы уже не рассчитывали кого-то найти, просто надо было добыть сани чтобы двигаться дальше на них, если это было возможно, а если нет – пустить их на дрова.
Когда мы с Ареном вытащили их на снег и поставили на полозья, Эмерлина не прекратила поиски Тарсы, а я заметил кое-что блестящее под выкопанными санями.
Две половинки ошейника в раскрытом хомуте, скрепляющим их. Третья часть была у Арена, а ошейник целиком был на Тарсе, что наводило на очень грустные мысли. Я вытащил ошейник из снега, показывая его своей жене, но та была непреклонна:
– Ты не думал, что она могла его попросту снять в последний момент!? – Крикнула она мне, держа лапой свои развевающиеся на ветру волосы, – Он мог её убить в таком положении!
– Нас всех могло убить, – напомнил ей Арен, – Но не убило.
– Спасибо что напомнил! – Крикнула на него лисица, – Она где-то рядом!
Мы с моим лучшим другом хмуро переглянулись, но решили всё-таки ещё немного поискать. Чтобы не потерять путь в сторону нашего убежища, мы повернули сани в нужную сторону, а сами отправились на поиски. Не в силах больше стоять на двух лапах, я опустился на колени, а потом и вовсе на четыре лапы. Так буря пролетала у меня над головой, а я намного лучше мог видеть любые неровности на снегу.
Но сколько я не смотрел, переползая от одного места к другому – снег везде был идеально гладкий, кроме тех мест где ходила моя жена. Прошло немного времени, прежде чем и Эмерлина потеряла всякую надежду найти Тарсу живой. Она вернулась к саням, молча усаживаясь на них и уткнув морду в ладони, тихо расплакалась. Я старался держаться. Я кивнул Арену и мы молча оттащили сани обратно, к нашей расщелине. Арок как раз заканчивал с костром, найдя и притащив к убежищу целую ёлку, срубив её одним мечом. Так как укрытие от ветра у нас было, мы разрубили её на ветки и брёвна, сложив их поверх еле-тлеющего костра, разожжённого раньше. Еловые иголки с треском занялись, разгорелись и отдали нам всё тепло и свет. Ветер раздувал огонь, и вскоре мы получили огромный, наверное даже сравнимый с погребальным костёр. Арок то и дело поглядывал на своего павшего вождя, который живой, но безжизненный валялся рядом с убежищем, но не в пределах жара огня.
У нас не было никакой еды, и всё что мы смогли перед сном – погрызть еловые ветки, от которых стало только хуже. Надо было переждать бурю и лучший способ забыть о времени – лечь спать. В расщелине было очень тесно, но даже так Арок умудрился устроится так, чтобы не касаться меня ни одной частью тела, даже хвостом. Арен устроился рядом с ним, и лишь моя жена всё ещё доверяла мне настолько, чтобы обнять меня и укутаться со мной под одним плащом. Когда мы отогрелись, я почувствовал на своём плече слёзы своей любимой лисицы.
Сон не спешил приходить – мешал голод, но полное отсутствие хоть каких-то сил не давало нам двигаться. Последним шевельнувшимся был Арок, и я проследил за каждым его движением. Сначала он подбросил в костёр несколько оставшихся поленьев, а потом отошёл к своему вождю, садясь рядом с ним на колени. Он положил его на спину, уложил прямо и ровно, после чего сложил его лапы на груди и, вытянув из ножен его же меч, вложил его в ладони, крепко сжимая их. Мне показалось, что полярный медведь сам сжал пальцы вокруг матёрой рукоятки, обёрнутой полосками кожи, и Арок даже улыбнулся.
– Я знаю, что мы не ладили. – Неожиданно для меня начал он, положив лапу на его плечо, – Знаю, что последние месяцы между нами было. Знаю, что только когда тебя не станет – я буду по-настоящему жалеть обо всём этом. Даже о том, что притащил в наш клан этого рыжего вора. Хотя идея была твоей! – Арок усмехнулся, но улыбка быстро пропала, – Я понял теперь за что ты стоял на своём. Мне очень жаль…
Полярный медведь склонился у тела своего уже почти умершего товарища, открывая пасть и надрывно ревя. От жалостливого, беспомощного и грустного рёва полярного медведя, у меня по шкуре пробежали мурашки. Эмерлина, практически не сдерживаясь, в слух разрыдалась, уткнувшись в мою грудь. Я тоже не выдержал, обнял её что было сил и расплакался. Арен подполз ко мне, добавляя к нашим плащам ещё и свой, укрывая нас всех. Когда вернулся Арок и увидел всех нас, он не стал брезговать и улёгся со всем наравне, согревая и баюкая нас на своём теле. Под завывание метели и треск догорающих в костре еловых веток, мы все кое-как забылись в беспокойном, голодном сне.
И несмотря на то, что бриллиант вновь был со мной – он решил не показывать мне ночные кошмары. Вместо этого мне всю ночь снился он сам. Снилось, как этот самый бриллиант находится внутри Палина, на месте его сердца. Снилось, как в тело полярного медведя один за другим входят тончайшие шипы, тянущиеся прямо к нему. Медленно но верно подбираясь к сердцу и голове вождя полярных медведей. Мне снилось как медленно, но безболезненно умирает зверь, ставший за столь короткое время моим настоящим другом. И в момент смерти бриллиант в его груди превращается в крошечную светящуюся точку, а потом свет становится всё сильнее и сильнее, заполоняет сначала его грудь, потом его голову, и потом всё становится светом.
Я открыл глаза и увидел над собой лишь чистое синее небо. Рядом со мной уже никого не было, но судя по шуршащему рядом костру, меня не бросили здесь умирать. Я встал с голого камня, оправляя свой плащ, поднялся и выглянул из расщелины. Первое, что я увидел уже безжизненное тело Палина, оставленное так же как и вчера в буре с мечом на груди. Арок и Арен чинили сани настолько, насколько это было возможно, скручивая сломанные брусья с палками при помощи обрывков верёвок. Единственного кого я не увидел – моей жены.