Ошейник для Лисицы
Шрифт:
Когда волк разносил еду в деревянных мисочках, он сделал вид, что не заметил, что на мне надет намордник. Если учесть то, как здесь кормили, то пропускать ужин было нельзя, но все мои попытки сначала стянуть, а потом попытаться есть через намордник привели к тому, что я только испачкал всю морду в мерзкой коричневой каше. Лисицы пытались помочь мне, объясняя охраннику, что я не могу есть, но волк их попросту не слушал. Чуть позже мимо наших камер два охранника провезли на тележке целую коровью тушу. Кому могло столько понадобиться, я не знал, но пообещал себе, что если выберусь, то узнаю обязательно.
Ужин кончился для меня бесславно, и под урчание пустого желудка я улёгся спать. Это было единственным развлечением в камере-одиночке. Теперь, с надетым намордником, я уже молча терпел покалывание наручников, к которым даже начинал привыкать.
Прошёл ещё один день, полный безделья. На этот раз мне милостиво позволили поесть, для чего сняли намордник, но потом надели его обратно. Я понял, что Флёр была права: лямки действительно врезались в кожу, давили и начинали страшно раздражать. Лисички в соседней камере всё время о чём-то разговаривали, а я был лишён даже этого.
— Идите, погуляйте, я посторожу, — проходивший мимо стражник в чёрных латах остановился между нашими двумя камерами и повернулся ко мне. Странно, но это был лис.
Я недовольно замычал на собрата, но тот лишь усмехнулся:
— Тяжело тебе тут сидеть, а, Ренар?
Я зарычал на него.
— Знаю, знаю. Лис лиса не предаёт.
Вот если бы Арен знал это правило… Странно, но черты морды лиса показались мне удивительно знакомыми…
— Не бойся, мы вас вытащим.
Округлив глаза, я уставился на него, перебирая в памяти все известные мне образы. И тут я наткнулся на один, который был очень нечётким…
Я снова попытался промычать его имя. Лис усмехнулся и, прислонившись к решётке, закурил:
— Флёр, слушай сюда.
Лисица встрепенулась и посмотрела на него.
— Завтра на рассвете вас всех повесят…
— Все уже тут?
— Четверо.
— Этих тоже захватили?
— Да. Ренара будут вытаскивать вдвоём.
— Почему?
— На казнь его поведут закованным по уши.
— Отлично. Всё как всегда?
— Да.
— Жду.
Лис развернулся и положил на прутья клетки половину своей сигареты.
— Привет, Ренар.
Если бы я мог ему что-то ответить, я бы сказал: «Привет, Густав».
Это был он. Не сразу я его узнал потому, что при нашем с ним знакомстве я больше говорил с Нобелем, к тому же лис тогда был весь выкрашен в зелёный цвет. Вспомнив, как он выглядел, вися на дереве, я зафыркал от смеха.
Густав, услышав эти странные звуки, обернулся.
— Да, знаю. Зелёный цвет мне не очень идёт… но ты ещё не видел Флёр в этой раскраске!
Лисица, поспешно добивавшая сигарету, недовольно фыркнула.
— Ладно, давай сюда, — лжеохранник отобрал у Флёр курево и снова затянулся. — Завтра ни о чём не беспокойтесь. У нас уже всё готово.
— Не сомневаюсь, — подмигнула ему Флёр.
Строго рявкнув на подошедших охранников, Густав удалился. Охранники некоторое время пошептались насчёт того, кто это был, потом сменились. Сменившие их два амбала остановились у камеры Флёр и некоторое время разглядывали лисиц. Потом им это надоело и они заняли свои места.
Опять ничегонеделание. Как же тяжело быть беспомощным.
Но, как оказалось, зря я заикнулся об этом. К нам зашёл сам Изенгрин, чтобы повидаться с Флёр.
— Ну что, лисичка? Хочешь развлечься?
Флёр смолчала. Пылая от злости, она неподвижно сидела на койке.
— Что же ты молчишь? Это будет последняя радость в твоей жизни, неужели ты не хочешь развлечься напоследок?
Флёр грубо послала его в известном направлении. Изенгрин закурил.
— Зачем грубить, лисонька? Ты же не знаешь, что тебя ждёт, — он похлопал себя по животу. — Тебе может даже понравиться.
— Похотливый урод, — выдавила сквозь зубы Эмерлина.
— Почему же урод? — Изенгрин усмехнулся. — Давай, лисонька, я провожу тебя в такое место, где ты обо всём забудешь…
— Лучше тебе забыть про меня, — отрезала лиса.
Волку надоело обмениваться любезностями. Махнув охранникам, он достал ключи и начал отпирать замок клетки.
— Что ж, раз ты не хочешь по-хорошему…
— Пошёл вон!
Лисицы сопротивлялись, но это было бесполезно. А я в это время в бессильной ярости метался по своей клетке…
Эмерлину они просто отшвырнули в сторону, а Флёр зажали в угол и там повязали. Бешено извивавшуюся лисицу куда-то потащили. Истерила Флёр по-страшному: кричала, орала, извивалась и кусалась. Волкам, которые вели её, пришлось не сладко… но ещё хуже пришлось самой Флёр…
Все волки, в том числе и охранники, ушли. Эмерлина обречённо посмотрела на меня и тихо заплакала. Я вдруг понял, что из моих глаз тоже катятся слёзы. Надежды, которая всегда жила во мне, больше не было. Она умерла. Наверное, вместе с надеждой Флёр…
Ночью в камеру к Эмерлине втолкнули грязную и голую лисицу. Я смотрел на неё, некоторое время не узнавая в ней Флёр. Совершенно голая, связанная по лапам и ногам, она рыдала сквозь забитую в её пасть тряпку. Бросившись к ней, Эмерлина поспешно принялась её развязывать, но даже без пут тело Флёр оставалось словно ватным. Она продолжала держать лапы за спиной и бессильно рыдать.
Стоявший в дверях волк злобно ухмыльнулся:
— Хороша, сучка! Жаль, недолго ей осталось…
С этими словами охранник захлопнул дверь и ушёл, позванивая ключами. Эмерлина наконец решилась вытащить кляп из пасти Флёр — и по тюрьме прокатился её громкий плач. Безутешно рыдая, она закрыла морду лапами, время от времени срываясь на крик. Эмерлина даже не пыталась её успокаивать, а просто сидела и ждала, когда она проплачется…