Ошейники для волков
Шрифт:
Турецкий положил трубку и спросил Грязнова:
– Кажется, я понял, откуда все эти анонимки и подставки пошли!
– Откуда, Саня?
– Это исходит от Тураева, но все это он осуществляет через генерала Авдеева. Вот увидишь, сведения о Яковлеве пришли из военной прокуратуры…
Зазвонил телефон. Меркулов подтвердил догадку «важняка» насчет военной прокуратуры и пообещал, что больше суток Яковлев не просидит под арестом.
Немного успокоившись, Турецкий спросил Грязнова, нет ли еще каких новостей.
– Новости прилетают одна за одной, и все удручающие, – ответил полковник. – Пришла информация, что сгорела дача профессора Шатохина.
– Это… – начал вспоминать Турецкий.
– Это бывший муж Ангелины Ивановой.
– Точно сгорела, Слава?
– Почти дотла.
– Вместе с хозяином? – насторожился следователь.
– Слава Богу, нет.
– Я же его попросил поискать, не оставила ли там что-нибудь Ангелина, – вспомнил Турецкий.
– Судя по тому, что он не подавал так долго о себе вестей, он ничего не нашел или не искал, Саня, – махнул рукой Грязнов.
– А может, нашел и решил прибрать к рукам? – рассуждал следователь. – А чтобы следы уничтожить, пустил красного петуха?
– Да нет, Саня, профессор далек от дел Ангелины, – возразил Грязнов. – Вот его поджечь могли – это несомненно…
– Ладно. Расскажи хоть, как это произошло, – попросил «важняк».
– Только со слов оперуполномоченного, – сказал Грязнов.
– Валяй, – кивнул Турецкий.
– Возгорание началось внутри здания, – начал Грязнов. – Поэтому о том, что горит дача профессора Шатохина, стало известно далеко не сразу.
Из рассказа полковника вырисовывалась такая картина.
Двойные рамы окон, плотно закрытые на зиму двери и форточки долгое время скрывали дым и огонь от глаз соседей. Затем лопнуло стекло в окошке кладовки, где начался пожар. Хлебнув воздуха, пламя взвилось длинным оранжевым языком, и повалил серо-черный дым.
Заметались соседи. Кто-то бежал с ведром, кто-то пытался отыскать спрятанный в сарае до весны поливочный шланг, кто-то звонил пожарникам. Но время было упущено. Пожар, вовсю бушевавший внутри, алчно выбрасывал языки пламени на внешние стены, на мансарду.
Прибежал профессор, роняя из хлипкой авоськи молочные пакеты. Пока он ходил в магазин на станцию, его жилище превратилось в пылающий костер.
– Там рукопись! – кричал он. – Рукопись там!…
И рвался к дому спасать свой труд.
Его держали за руки и уговаривали двое мужиков:
– Да ну ее, рукопись, профессор! Еще одну напишете. А то ща обвалится все, а вы там! Тогда уже не напишете ни хрена!
Профессор не хотел ничего слышать и понимать, но вырваться из крепких рук не мог.
Сотрясая воздух сиренами, подъехали пожарные машины. Пожарные развернули шланги и начали тушить. От горящего дома пахнуло яростным шипением и клубами пара, но пена и вода не справлялись с огнем.
С грохотом обрушилась мансарда, взметнув в воздух тучу горячей золы. Наружные стены еще держались, по ним пробегали языки пламени, упорно не затухающие под напором воды. Через час с огнем было покончено, но на месте дома чернело жалкое нагромождение обгорелого хлама.
Профессор пытался посмотреть, уцелело ли хоть что-нибудь, но пожарник остановил его:
– Повремените пока. Еще опасно… У вас было что-нибудь включено из электроприборов?
– Нет. Когда я ухожу, то все обязательно выключаю.
– В таком случае вам тем более не стоит туда ходить. Будет расследование, – сказали профессору. – Если вы исключаете возгорание по вашей халатности, значит, кто-то поджег. У вас есть враги, способные на такое? – Это была последняя фраза офицера-пожарника.
Он развернулся и пошел к машине. Потом оперуполномоченный наскоро составил протокол происшествия, и сразу после этого бедный профессор угодил в реанимацию.
– Вот такие пироги, Саня, – закончил свой короткий рассказ Грязнов.
– Ищут кассету, – уверенно сказал Турецкий. – И задача тех, кто ищет, уже несколько изменилась: если не найти, так уничтожить, хотя бы и вместе с домом.
Кем– то умелым и могущественным вокруг личности подполковника Яковлева в кратчайшее время была возведена глухая, непроницаемая стена. Как ни старались Турецкий и Грязнов выяснить что-либо, везде отвечали одно и то же: идет предварительное расследование, поэтому пока рано что-либо говорить. Признание Цезаря в убийстве двух боевиков не возымело пока действия. Когда и прокурор Москвы начал говорить общие фразы, Турецкий не выдержал и рявкнул в трубку:
– Ты, значит, считаешь, что и мне рано сообщать хоть что-то. Мне, который ведет это чертово дело!
– Естественно, Александр Борисович, – спокойно ответил тот. – Убийство Соловьева и Рябова расследует городская прокуратура.
– С подачи военной! – перебил его Турецкий.
– Да. Сведения поступили из военной прокуратуры. У вас что, есть основания подвергать сомнению действия военной прокуратуры?
– У меня есть доказательства непричастности подполковника Яковлева к убийству двух боевиков. Доказательства, понимаете! Заниматься проверкой мнений у меня просто времени нет. Да и профессия у меня другая…
– Успокойтесь, Александр Борисович. Нам известно, в каких вы отношениях с обвиняемым Яковлевым, поэтому тайну следствия я раскрывать перед вами не стану. Если хотите что-нибудь узнать, посылайте официальный запрос. Мы еще посмотрим, что вам ответить. Историю помните? Вассал моего вассала – не мой вассал!
«Про тайну следствия вещает, а сам проболтался: назвал, кого на Володю вешают», – в сердцах подумал «важняк» про прокурора Москвы.
Как– то на совещании в Генпрокуратуре Турецкого попросили выступить с оценкой работы некоторых специалистов, и он пожурил мужичка за слабый профессионализм. Тот тогда поблагодарил его за товарищескую критику, но злость, как видно, затаил.