Ошибка доктора Данилова
Шрифт:
Глава четвертая. Сомнение
Знакомство с материалами увлекло настолько, что Данилов просидел в гостиной до рассвета. Читал, размышлял, перечитывал, снова размышлял… Кто бы мог подумать, что чтение сухих, отдающих казенщиной документов, может увлечь сильнее любого детектива? Однако же вот – увлекло.
В детективах обычно присутствуют два вопроса: «кто преступник?» и «каковы были его мотивы?», а у суда их набралось полтора десятка.
Правильно ли был поставлен диагноз пациенту Хоржику В. М. при его госпитализации в больницу имени Филомафитского и дополнительном обследовании в стационарных условиях?…
Ах, если бы все вопросы, на которые предстояло ответить, были бы такими простыми! Да – диагноз был поставлен правильно. Это подтверждают и данные прижизненного обследования и выявленные при вскрытии тела Хоржика признаки, характерные для недостаточности аортального клапана [9] – увеличение полости левого желудочка и растяжение устья аорты.
Является ли диагноз, установленный Хоржику абсолютным показанием к оперативному вмешательству – протезированию аортального клапана?…
9
Недостаточностью аортального клапана называется патологическое состояние, при котором створки аортального клапана сердца, не закрываются плотно, что позволяет крови течь в обратном направлении – из аорты в левый желудочек. Обратный заброс крови не позволяет сердцу эффективно выполнять свою насосную функцию. В результате у пациента возникает одышка даже при слабых физических нагрузках, развивается быстрая утомляемость, могут возникать приступы головокружения, наблюдаются обмороки.
А вот на этот вопрос ответить однозначно уже не получится. С одной стороны – да, являлся, конечно же являлся и не мог не являться! Но с другой – парень в целом чувствовал себя неплохо, учился в приборостроительном техникуме, дважды в неделю посещал бассейн, поднимался на третий этаж без одышки… Да, когда-нибудь в отдаленном будущем клапанная недостаточность могла бы заявить о себе «в полный голос», но то было бы в отдаленном будущем. А теперь у Виталия никакого будущего нет.
Судя по истории болезни, не было экстренной необходимости делать операцию именно сейчас… Но давайте представим такую ситуацию. Кардиолог из диспансера говорит пациенту, который внутренне настроен на операцию, что операция ему пока не требуется. А спустя месяц-другой у пациента развивается бактериальный эндокардит. [10] Известно же, что «дефективные» клапаны более подвержены инфекционному поражению. Эндокардит – весьма опасное заболевание. Даже в наше просвещенное время от него умирает в среднем каждый третий пациент.
10
Эндокардит – эндокарда, воспаление внутренней оболочки сердца.
Человек умер от эндокардита, родственники написали жалобу на врача, который отсоветовал ему оперироваться, а следователь нашел в амбулаторной карте умершего фразу: «В настоящее время оперативное лечение не показано»… Что будет с кардиологом, недооценившим опасность заболевания и не подумавшем о последствиях? Сядет на скамью подсудимых! Как пить дать сядет! С учетом возможных осложнений, поставленный Хоржику диагноз являлся абсолютным показанием к оперативному вмешательству, суть которого заключалась в протезировании аортального клапана. Врач всегда должен думать о возможных осложнениях и исходить в своих прогнозах из худшего.
На каком этапе операции, согласно истории болезни, а именно – при работающем или неработающем аппарате искусственного кровообращения могло произойти попадание воздуха в сердечно-сосудистую систему Хоржика?…
А вот это, пардон, неверная постановка вопроса. Судье должно быть хорошо известно, что в истории болезни такой факт не отражен. Правильнее было бы спросить так: «возможно ли установить по истории болезни на каком этапе операции могло произойти попадание воздуха в сердечно-сосудистую систему?».
Были ли в ходе операции, производимой Хоржику, допущены дефекты оказания медицинской помощи, если да, то какие и кем?…
А вот здесь непременно нужно было добавить «согласно истории болезни», иначе вопрос провоцирует экспертов выйти за пределы медицинской документации и использовать стороннюю информацию, вроде слов медсестры о испорченном датчике. А это уже дело суда, эксперты работают с историей болезни и прочей медицинской документацией.
Ложиться спать в шестом часу утра для того, чтобы встать в семь было глупо. К тому же организм отреагировал на бессонную ночь совершенно спокойно, без тяжести в голове и ощущения разбитости. Отмечалась только легкая вялость, которая прошла после чашки крепчайшего кофе и холодного душа. «Есть еще порох в пороховницах!» – с удовлетворением подумал Данилов, ожесточенно растираясь полотенцем.
«Одно дело в кресле с бумажками ночь просидеть и совсем другое в машине по вызовам мотаться или в реанимационном зале пахать!» – тут же откликнулся внутренний голос. В полемику с ним Данилов вступать не стал. Голос и без того знал, что напряженная умственная работа изматывает не меньше физической, а выступал по привычке, из вредности.
Во время знакомства с материалами Данилов несколько раз помянул добрым словом Ямрушкова за его «вводную лекцию». Наличие общего представления о деле существенно облегчало знакомство с ним. Самые важные моменты Данилов выписывал в тетрадку, украденную в ночи из письменного стола Марии Владимировны (надо же – не сообразил заранее, что кое-что может захотеться записать).
В кабинете, на столе Данилова ждал сюрприз – два диска с советским сериалом «Следствие ведут знатоки». Диски были контрафактными или, говоря московским языком – «савеловскими», потому что когда-то такая продукция массово продавалась на Савеловском рынке.
По давно установившейся традиции любая шутка требовала ответа. Данилов распечатал текст статьи семь-двенадцать административного кодекса, предусматривающей наказание за нарушение авторских и смежных прав и выделил маркером слова «влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от одной тысячи пятисот до двух тысяч рублей». Распечатку и диски Данилов отнес в приемную шефа, в углу которой стоял стеллаж с «почтовыми» ячейками сотрудников, и положил в ячейку доцента Саакова.
«Знатоки», к слову будь сказано, нравились Данилову избирательно. Он любил пересматривать сюжеты про городскую свалку, про овощную базу, про художников и про начальника ДЭЗа, а остальные игнорировал.
Начиная с трех часов, сотрудники начали потихоньку растворяться в пространстве – одним не терпелось пораньше начать праздновать пятницу, а другие собирались ехать на свои дачи. Дурной пример заразителен и действует даже на самых стойких – Данилов покинул кафедру на полчаса раньше положенного, благодаря чему успел доехать до дома без особой толкотни.
Елена не переставала удивляться тому, что Данилов предпочитает некомфортные поездки на общественном транспорте («толкотня, запахи – фу!») комфортному передвижению на автомобиле. Данилов на это отвечал, что по Москве с ее вечными пробками на общественном транспорте передвигаться гораздо быстрее, чем на автомобиле. Особенно сейчас, когда к Центральному кольцу добавились Центральные диаметры. Да – в транспорте присутствуют некоторые запахи. Как говорил недоброй памяти доктор Сафонов, с которым Данилов когда-то имел несчастье работать на одной подстанции, «люди – не розы, чтобы приятно пахнуть» (даже дураки могут иногда выражаться умно и красиво). Но, с другой стороны, на дорогах тоже есть запахи. Каким бы крутым не был бы твой автомобиль, в той или иной степени выхлопных газов в пробке ты нанюхаешься. Кроме того, пешеход свободен как птица – если с одним видом транспорта возникла проблема, то можно выбрать другой. А вот водитель привязан к своей жестянке накрепко. О каком комфорте тут может быть речь? А как нервирует поиск места для парковки? Опять же, в наш гиподинамический век очень полезно ежедневно проходить пешком хотя бы пару километров – от дома до метро, от метро до работы и обратно. Хоть какое-то движение…