Ошибка грифона
Шрифт:
– А колеса-то… колеса… – говорила она по инерции, и Корнелий с Матвеем терпеливо кивали, пока и Добряк не задергал мордой, поддавшись настроению всеобщего соглашательства.
– Навестить решили? – вдруг спросил Корнелий, решительно прощаясь с самокатом.
– Да, – сказала Ирка.
– Да, – сказал Багров.
– Это хорошо, – одобрил Корнелий.
– Как твои дела? – спросила Ирка.
Дела у Корнелия, как оказалось, относились к разряду «хорошо». Багров отозвался, что это здорово, когда дела хорошо. Хуже, когда
– Музыкой балуешься? – спросил Матвей, которого, видно, надо было бить не ногой, а ломом.
Корнелий вздрогнул.
– Музыкой, – согласился он и добавил через укоризненную паузу: – Балуюсь.
– А почему саксофон? Ноты для него разве такие же, как для флейты? – задала вопрос Ирка.
– Что ноты? Ерунда ноты! Музыка у меня давно здесь, – Корнелий ногтем указательного пальца царапнул себе лоб.
Багров взял ноты в руки. Когда-то и его учили играть, только на клавесине. Смешной такой старинный клавесин. Маленький Матвей очень его любил, хотя и задумывался порой, что случится, если подложить под него бочонок с порохом и выпалить из пистолета.
Ноты были заложены метательным ножом. Но не метательный нож удивил Багрова – метательных ножей он видел немало, – а то, как тщательно нож был подлажен, правильно заточен и как долго его, должно быть, использовали. Это было заметно по множеству мелких ссадин на металле.
– Откуда? – спросил Матвей, зная, что Корнелий прежде не особенно дружил с метательными ножами.
– Отдай! – потребовал Корнелий.
Матвей послушно отдал. Корнелий подержал нож в руке и метнул его в стул. Нож отсек от спинки стула длинную щепку, после чего, тренькнув, отлетел в угол.
– Мимо! – сказал Багров. – Но ты его напугал! Больше стул не будет тебя обижать!
Корнелий грустно улыбнулся:
– Не умею я, да. Но я учусь… А нож – это подарок.
– Чей?
Корнелий задумался, взвешивая, говорить или нет, а потом сообщил, что недавно встретил в переходе человека на каталке. Ног у него не было по самые бедра, и перемещался он в тележке с колесами от роликов. Очень ловко перемещался. Руки у него были сильные и ловкие, как у… Тут Корнелий осекся, но потом все же договорил слово «обезьяна».
Ирка стала слушать совсем внимательно. К инвалидам у нее было особое отношение. Отношение изнутри. Она знала, чего им стоят самые неприметные вещи. Никто не поверит, как это трудно. А вот попробуйте-ка! Ложитесь на пол, представьте, что у вас парализованы ноги, и попытайтесь вскарабкаться на кровать, а с кровати пересесть на стул, который будет изображать кресло.
– В общем, все было так! – сказал Корнелий. – Я хотел поднять его по лестнице. Он усмехнулся, встал на руки и обогнал меня ступенек на десять, хотя я бежал изо всех сил.
– А тележка?
– Она закреплена. Там фартук такой кожаный. Мне кажется, из пушки надо попасть, чтобы тележка потерялась.
– И ты пошел с ним? – спросила Ирка.
– Да. Мне стало любопытно. У него бородка такая мушкетерская. И усики. И сам он такой весь вспыльчивый, резкий и галантный. Меня он заинтересовал… Мы шли и говорили – не помню уже о чем.
– Вы шли? – переспросил Багров.
Ирка опять его пнула.
– Я шел. А он катился, – укоризненно поправился Корнелий. – А где-то на середине Старого Арбата ко мне пристали два комиссионера и два суккуба. Они часто приставали ко мне и раньше, издевались, бросали грязью. Понимали, что я ничего не могу им сделать.
Корнелий вздрогнул. Видно, происходило это часто. Комиссионеры и суккубы обожают глумиться над бывшими стражами.
– И? – спросила Ирка.
– И мой спутник вдруг что-то сделал. Что-то очень быстрое – и их вдруг не стало. Только четыре кучки на асфальте. Две кучки как мокрая глина, а две – просто тряпки, пахнущие духами… А потом… потом я пригляделся к нему и понял, что он тоже страж света! и тоже бывший, как я!
Корнелий почти выкрикнул эти слова, такие они были важные.
– Его зовут Дион. У него нет ни флейты, ни крыльев, ни ног. Когда-то он сражался с Ареем. Вызвал его на поединок. Арей в бою разрубил его флейту, отсек ему ноги, сдернул с шеи крылья и ушел, отчего-то пожалев добивать. Дион выжил и остался на земле.
– А вернуться в Эдем? – спросила Ирка.
– Без крыльев и без флейты? Нереально. Да Дион и сам не захотел бы стать предметом всеобщей жалости. Все на тебя смотрят и притворяются, что с тобой все отлично, просто лучше не бывает, а сами-то глазками шмыг… шмыг. Нет, для Диона это невыносимо! Слиться же с абсолютным светом он сможет только в момент полной смерти.
– И он… – начал Багров.
– …остался на земле и продолжил борьбу с мраком! – сказал Корнелий. – Потом мы с ним разговорились. Судьбы-то схожи. Я спросил: «Что ты умеешь?» – «Я умею метать ножи». – «И это все?» – «Я умею метать ножи!» – повторил Дион.
В этом месте рассказа, по словам Корнелия, бывший страж света положил на ладонь два ножа, бережно поправил их пальцами свободной руки, а потом ножи просто исчезли и звякнули об асфальт за спиной у Корнелия.
«И это все?» – спросил Корнелий.
«Да, – грустно ответил Дион, подъезжая на тележке и наклоняясь, чтобы поднять ножи. – Боюсь, что все. Ведь я тренировался всего двадцать два года по девять часов в сутки. Большего мне достичь не удалось…»
Корнелий хотел утешить его, но тут с него вдруг свалились очки. Корнелий подхватил их. Оказалось, что крошечные винтики на его дужках были аккуратно раскручены – именно раскручены! – сорвавшимися с ладони ножами.
Багров оценивающе нахмурился:
– Винты? Раскрутил? Не верю!.. Ножи, конечно, артефактные? Простыми он бы суккубов не прикончил!